— Бери по одному.
— Не учи меня, что делать, Рей, — сказал он, но все-таки поставил на землю один чемодан и ушел с другим.
Отсутствовал он недолго, и за это время мы с Реем не обменялись ни словом. Вернувшись, он взял второй чемодан и заявил, что этот легче первого, таким тоном, словно обнаружил, что мы их обсчитали.
— Значит, будет легче его нести, — терпеливо сказал Календер. — Иди.
— Надо бы пришить этого сукина сына, Рей.
— В другой раз.
— Легаш сучий, зельем торгует. Разнести бы ему голову.
Когда он ушел, Календер сказал:
— Вы обещали нам неделю. Вы сдержите свое слово?
— Если смогу, то и дольше.
— Прошу прощения за палец.
— За пальцы.
— Как вам будет угодно. Его трудно было удержать.
«Но это ты отрезал Пэм грудь проволокой», — подумал я.
— Я признателен вам за то, что вы даете нам эту неделю, — продолжал он. — Думаю, пора мне сменить климат. Альберт вряд ли захочет поехать со мной.
— Вы оставите его здесь, в Нью-Йорке?
— Можно сказать и так.
— Где вы его нашли?
Он слегка улыбнулся, услышав мой вопрос.
— Ну, мы оба нашли друг друга, — ответил он. — Люди с определенными наклонностями быстро друг друга находят.
У меня было какое-то странное чувство. Словно я говорю с человеком, который до сих пор скрывался под маской, словно мне предоставилась возможность заглянуть в закрытое прежде окошко.
— Могу я задать вам один вопрос? — спросил я.
— Валяйте.
— Почему только женщины?
— О, Боже. На это ответить мог бы только психиатр, верно? Что-то такое было в моем детстве, я полагаю. Разве не всегда в этом дело? Слишком рано или слишком поздно отлучили от груди.
— Я не о том.
— Да?
— Мне наплевать, почему вы стали таким. Я хотел бы только знать, почему вы это делаете.
— А вы думаете, у меня есть выбор?
— Не знаю. А есть?
— Хм-м. На это не так легко ответить. Приятное волнение, ощущение власти, просто острое желание... Это трудно определить словами. Понимаете, что я хочу сказать?
— Нет.
— Вы когда-нибудь катались на русских горках? Я терпеть не могу русские горки, много лет уже на них не катался, меня укачивает. Но если бы я любил русские горки, то ощущение было бы похожее. — Он пожал плечами. — Я же говорю, трудно определить словами.
— Вас послушать — так вы как будто и не чудовище.
— А разве я чудовище?
— То, что вы делаете, чудовищно. Но вид у вас такой, словно вы человек. Как вы можете...
— Да?
— Как вы можете такое вытворять?
— Ах, вот оно что, — сказал он. — Да их же на самом деле не существует.
— Что?
— Их не существует, — сказал он. — Этих женщин. Просто не существует. Это игрушки, и все. Когда вы едите гамбургер, разве вы едите корову? Конечно, нет. Вы едите гамбургер. — Он слегка улыбнулся. — Пока она идет по улице, она женщина. Но как только садится к нам в фургон, ничего этого уже нет. Всего-навсего мясо.
У меня по спине пробежал холодок. Покойная тетушка Пег в таких случаях говорила, что это гусь прошел по моей могиле. Занятная примета. Интересно, откуда она взялась.
— А что касается выбора — думаю, он у меня есть. Не то чтобы я каждое полнолуние испытывал непреодолимую тягу действовать. У меня всегда есть выбор; я могу решить ничего не делать и не делаю, а потом в один прекрасный день решаю иначе. Вот какой это выбор. Я могу с этим долго тянуть, но потом наступает день, когда я больше не хочу тянуть. И к тому же оттого, что я столько тянул, это становится только приятнее. Может быть, потому я это и делаю. Я читал, что главный признак зрелости — способность откладывать удовлетворение потребности, но не знаю, это ли имеется в виду.
Мне казалось, что он готов откровенничать и дальше, но тут что-то внутри него шевельнулось, и окошко захлопнулось. Его истинное лицо, с которым я только что разговаривал, снова скрылось под защитной броней.
— А почему вы не боитесь? — капризным тоном спросил он. — Я держу вас под прицелом, а вы ведете себя так, словно пистолет водяной.
— Вас держат под прицелом крупнокалиберной винтовки. Вы не сможете сделать и шага.
— Да, но вам-то от этого легче не станет. Могли бы и испугаться. Вы такой смелый?
— Нет.
— Ладно, не буду стрелять. Чтобы все досталось Альберту? Нет, не стоит. Но думаю, что теперь мне пора раствориться в темноте. Повернитесь ко мне спиной и идите к своим друзьям.
— Хорошо.
— Никакого третьего человека с винтовкой у нас нет. А вы думали, что есть?
— Я не был уверен.
— Вы знали, что нет. Ну, ничего. Вы получили девочку, а я деньги. Все прошло благополучно.
Читать дальше