Маргарет Миллар - Стены слушают

– Ненавижу птиц, – заявила Уильма.

Он продолжал расхваливать климат, тропическую растительность, красивые площади, пока до него не дошло, что ни та, ни другая не обращают на него ни малейшего внимания. Они опять заспорили о человеке по имени Джилл; что бы подумал Джилл, если бы вошел сейчас сюда или если бы узнал об этом.

О'Доннел встал и исчез.

Консуэла ушла с работы в восемь часов и направилась вниз к служебному входу, где ее должен был встретить дружок. Его там не было, а одна из судомоек сказала, что он отправился на стадион.

Консуэла прокляла его свиные глаза и его черное сердце и вернулась в чулан, замышляя месть. Не такая уж это была месть, но ничего другого было не придумать, как остаться на всю ночь в чулане: пусть побеспокоится и погадает, куда она могла деваться.

Соорудив постель из полотенец, она устроилась как могла удобнее. Чулан не проветривался, но Консуэлу это не беспокоило. Ночной воздух был вреднее. От него бывает туберкулез. А больных туберкулезом не впускают в Соединенные Штаты. Иммиграционные власти не выдают документов.

Она задремала, и ей приснилось, будто она на большом автобусе едет в Голливуд. Вдруг автобус остановился, и бородатый человек, немного похожий на Иисуса Христа, открыл дверь и сказал: "Консуэла Хуанита Магдалена Долорес Гонзалес, у тебя туберкулез. Немедленно выйди из автобуса". Консуэла кинулась ему в ноги, рыдая и моля. Он сурово от нее отвернулся, и она закричала.

Проснувшись, она услышала свой крик. Но тут же, сев и совсем проснувшись, сообразила: кричит не она, кричит одна из дам в четыреста четвертом.

Несмотря на поздний час, нашлась примерно дюжина свидетелей, проходивших под балконом четыреста четвертого по проспекту, и каждый пылко предлагал свою версию события.

– Американская леди остановилась у перил и поглядела вниз, перед тем как прыгнуть.

– Никуда она не смотрела, а встала на колени и помолилась.

– Она ни секунды не колебалась. Просто перебежала через балкон и нырнула вниз.

– Падая, она кричала.

– Она не издала ни звука.

– Она держала в руках серебряную шкатулку.

– У нее ничего в руках не было. Она простерла их к небу с мольбой.

– Она несколько раз перевернулась в воздухе.

– Она летела головой вниз, прямо, как стрела.

Но все свидетели сошлись в одном: ударившись о мостовую, она немедленно умерла.

В конторе хозяина отеля доктор Лопес дал краткие показания полиции:

– Я пользовал миссис Виат вчера вечером от припадка туристы. Несчастная женщина. Невероятно нервная, очень возбудимая.

– Очень навеселе, – показал бармен.

– Очень богатая, – нервно хихикнув, сказала Консуэла. – Должно быть, жалко умирать такой богатой.

Доктор поднял руку, требуя внимания:

– Позвольте мне закончить. У меня визиты меньше чем через пять часов, а даже доктор нуждается в отдыхе. Как я уже сказал, вы полностью узнаете обстоятельства дела от миссис Келлог, когда она придет в себя. Как скоро это произойдет, зависит от начальства госпиталя. Она испытала сильное потрясение. Более того: теряя сознание, она ударилась головой о спинку кровати и, может быть, в какой-то степени контужена. Вот все, что я могу сказать.

– Я тоже очень нервен и очень возбудим, – сказал Меркадо, старший из двух полисменов. – Однако не прыгаю с балконов.

Доктор Лопес невесело улыбнулся:

– Может случиться в один прекрасный день. С одного балкона. До свиданья, господа.

– До свиданья, доктор. Ну-с, Консуэла Гонзалес. Вы утверждаете, что находились в чулане, когда услышали, как кричит женщина? Которая из двух?

– Та, что поменьше. У нее каштановые волосы.

– Сеньора Келлог?

– Она.

– Просто кричала или кричала слова?

– Слова, вроде "постой" и "на помощь". Может, и другие какие.

– Просто из любопытства: что вы делали в чулане для щеток в такой поздний час?

– Спала. Я очень устала после работы. У меня тяжелая работа, очень, очень тяжелая. – Она бросила взгляд на хозяина отеля. – Сеньор Эскамильо не представляет, как тяжко я тружусь.

– И впрямь не представляю.

– Не по делу, не по делу, не по делу, – вмешался Меркадо, – Продолжайте, сеньорита. Вас разбудил крик. Вы помчались в четыреста четвертый. И?..

– Та, что поменьше, сеньора Келлог, лежала на ковре у кровати. Голова у нее была окровавлена, и она была без сознания. Той, другой, нигде не было видно. Мне в голову не пришло выглянуть на балкон. Подумать о таком не могла. Порешить собственную жизнь – это же смертный грех. – Консуэла испуганно перекрестилась. – Комната пахла выпивкой. На бюро стояло полбутылки виски. Я попыталась немного дать сеньоре, чтобы привести ее в чувство. Какое там, все пролилось мимо.