Маргарет Миллар - Стены слушают

– Тогда она допила остаток, – сказал хозяин Эскамильо.

– Сущую капельку. Для поддержанья духа.

– Капельку. Ха! От тебя несет водкой, – возмутился сеньор Эскамильо.

– Я не потерплю оскорблений от этой свиньи!

– Как ты смеешь меня называть свиньей, пьяная, вороватая потаскушка!

– Докажи, докажи, что я воровка.

Меркадо зевнул и напомнил, что уже поздно, что он и его коллега Сантала очень устали. Что он, Меркадо, имеет жену и восемь ребятишек и множество хлопот и не окажут ли все любезность вести себя любезно и помогать?

– Итак, сеньора Гонзалес, когда вам не удалось привести сеньору в чувство, что вы сделали?

– Я позвонила по телефону в контору клерку, а он послал за доктором. Доктор Лопес имеет договоренность с этим отелем.

– Он на контракте, – подтвердил Эскамильо. – Подписанном!

Консуэла пожала плечами:

– Не все ли равно, как это зовется? Когда требуется доктор, всегда посылают за доктором Лопесом. Он и пришел. Немедленно. Или очень быстро. Вот все, что я знаю.

– Вы оставались с сеньорой до прихода доктора?

– Да. Она так и не очнулась.

– Ну-с, сеньорита, что знаете вы о серебряной шкатулке?

Консуэла выглядела озадаченной.

– Серебряной шкатулке?

– Вот об этой. Она запачкана кровью и сильно помята в том месте, которым ударилась о мостовую. Вы ее раньше видели?

– Никогда не видела и ничего о ней не знаю.

– Отлично. Благодарю вас, сеньора.

Консуэла грациозно поднялась и, проходя через комнату, задержалась перед конторкой Эскамильо.

– Я не терплю оскорблений и ухожу.

– Не уходишь, а уволена.

– Я ушла до того, как меня уволили. Видал?!

– Я пересчитаю каждое полотенце, – завопил Эскамильо, – каждое. Лично пересчитаю.

– Скотина!

Консуэла щелкнула пальцами и вышла, решительно и окончательно хлопнув дверью.

– Видали? – вопросил Эскамильо. – Как содержать отель с такой обслугой? Они все одинаковы. А сейчас еще этот кошмарный скандал. Я разорен, разорен, разорен. Полицейские в моей конторе. Репортеры в холле внизу! А посольство – пресвятая Богородица, зачем посольству сюда вмешиваться?

– В таких случаях мы обязаны уведомлять посольство, – сказал Меркадо.

– Эти полоумные американцы! Если им охота попрыгать, у них хватает места в их стране. Зачем для этого приезжать сюда и разорять невинного человека?

Все согласились, что это очень несправедливо, очень печально. Но на то есть Божья воля. Нельзя спорить с волей Господа, волей, которая отвечает и за национальные, и за домашние бедствия, например, землетрясения, проливные не вовремя дожди, за темпераментных водопроводчиков, за затруднения с телефонной службой, как и за случаи внезапной смерти.

Утешительно найти кого-нибудь, кого удобно обвинить в случившемся. И Эскамильо начал успокаиваться, как вдруг возникла еще одна проблема. "Как быть с номером четыреста четыре. Он не занят и в то же время занят. Я должен получить за него или потерять деньги. Но я не могу получить за него, если там никого нет. И никого не могу туда поселить, пока веши обеих сеньор находятся там. Что мне делать?"

– Научитесь не думать все время о деньгах, – решительно посоветовал Меркадо и, взяв серебряную шкатулку, кивнул своему коллеге Сантана: – Пошли. Проверим еще раз четыреста четвертый и запрем его до выздоровления маленькой сеньоры.

Дверь балкона была оставлена открытой, но в комнате все еще стоял запах виски: от пролитого на ковер и от бутылки на бюро, которую Консуэла не позаботилась закупорить.

– Было бы чистым безобразием позволить этому продукту стоять здесь и выдыхаться, – нравоучительно заметил Меркадо и потянулся за бутылкой.

– Но это ведь свидетельство.

– Свидетельство чего?

– Что сеньора была пьяна.

– Мы уже узнали от бармена, что она была пьяна. Не надо накапливать лишних свидетельств. Так только дело запутаешь. А оно, по сути, совсем простое. Сеньора выпила слишком много текилы и получила депрессию. Текила не для дилетантов.

– Но причиной депрессии ведь было что-то?

– Любовь без взаимности, – не колеблясь установил Меркадо. – Американцы по этому поводу жутко возятся. Взять хотя бы их кинематограф. Отхлебни немного.

– Спасибо, дружище.

– В одном можно быть уверенным. Это не несчастный случай. Я сразу подумал: сеньора, здорово надравшись, выбежала на балкон немного продышаться, возможно даже, чтобы освободить желудок. Впрочем, последнее невозможно.

– Почему невозможно?