Алексей Егоров - Маки на стене. Если не можешь забыть любовь – убей ее

— Неужели ты не понимаешь, живя уже в третий раз, что она тянет тебя в ад.

Но я снова пишу тебя и люблю тебя, и.

— И что дальше?

— А дальше, было так, — увлеченно воскликнула она, и снова взялась за письмо:

Я проснулся, неспешно встал, посмотрел на часы, без двух минут двенадцать.

И я снова стою у окна, я открыл его, и вдохнул полной грудью свежий ночной воздух, застрекотал сверчок, сверху мне нежно улыбнулась луна, и приветственно машет лапой ель, как всегда не спится вечным искателям любви — котам. И вместе со всем этим, я полусонный снова стою у окна, и вновь задребезжал телефон, и я все понял. Я опять должен принимать решение, и видимо уже в миллионный раз, но я тупо смотрю на вибрирующую трубку сотового телефона, как же я люблю тебя милый мой человек, как же я хочу тебя увидеть и обнять и поцеловать.

Но я принимаю решение, и выбрасываю телефон в раскрытое окно. И поэтому пишу тебе.

Не обижайся на меня дорогой мой человек, что я не звоню тебе и не пишу злополучные СМСки, а просто и банально пишу тебе это письмо. Просто бумага стерпит все, а вот на счет сотовой связи я не уверен, вот и пишу тебе и люблю тебя… и…

— Значит, он бросил ее? — тихо спросил я.

— Значит эта история бесконечна, — прошептала она, и, собрав все салфетки в кучу, смяла их, и выбросила в пустую корзину у барной стойки.

Бесконечна… как сама жизнь.

— Как ты там? — пискнул плашет.

Я смотрел на пустую комнату, и на вновь пришедшее сообщение.

— Сестры твоей нет, — смело написал я, — что делать то?

— А ее и не было. — Прочел я сообщение от нее.

— Это дурная игра? Что ты задумала прошивка?

Успокойся, высвечивалось на экране. Ты уже слишком далеко зашел, слишком далеко чтобы забыть все то, ради чего ты погрузился в это состояние. Ты же пропитываешься ее, ты сам становишься ее. Очнись, слышишь, я уже не прошу тебя, я кричу тебе… очнись!!

— И еще крылья, понимаешь, — спрашивала она меня. Когда человек любит у него вырастают крылья. Ты думаешь, что они как у ангелов? Белые и меховые? Да нет же, — она весело бегала по кругу и смеялась, — они как у стрекозы. Тоесть их несколько. Как минимум четыре. И они прозрачные и перепончатые, и переливаются на солнышке. Когда ты машешь ими быстро, быстро, они переливаются на солнышке. И ты тогда можешь летать, но тебе немного жаль. Жаль, что крылья твои только лишь твои.

Очнись, слышишь, очнись.

Лернона трясло как в лихорадке, он закатил глаза и потеряв сознание упал на пол.

— А как ты можешь запомнить все это? Ты же не записываешь. Ты же вообще никогда и ничего не записываешь. Вот к примеру про снежинку, я же тебе сотню раз рассказывала про мою снежинку. Про единственную в своем роде. Как я жду всегда ее прилета. Стою зимними вечерами и задрав голову вверх, жду прилета ее, моей и только моей снежинки. А знаешь, у каждого же есть она, его снежинка. Она прилетит к тебе, и умрет на твоей ладони. Потому что для тебя понимаешь, для тебя.

Очнись. Лернон.

ОЧНИСЬ!!!!

И глаза, я буду помнить только глаза. Это все что останется в моей памяти. А ты? Что будешь помнить ты? Руки? Губы? Слова? Сколько нужно сказать слов, чтобы остаться в памяти? А я буду помнить только глаза, они не могут врать, и не надо опускать их вниз… не надо… ты же не бросишь меня….а?

— Что? Что ты имеешь в виду? — шептал сквозь пелену Лернон, — где ты? ГДЕ ТЫ?

ОЧНИСЬ, ОЧНИСЬ, ОЧНИСЬ.

— Очнись, ну, как ты себя чувствуешь?

Я открыл глаза. Девушка в белом халате пристально и улыбчиво смотрела на меня. Она прощупала своей легкой рукой пульс на моем запястье и снова переспросила, — как ты себя чувствуешь?

— Голова немного кружится, сухо ответил я, — а в общих чертах, вроде нормально.

— Значит так, девушка достала отчет по погружению и начала монотонно и слаженно декламировать. На этот раз в состояние ты ушел быстро, в последние разы ты вообще уходишь довольно таки скоренько. Здесь у нас проблем уже нет. Я рада. А вот дальше проблемка. Как только ты доходишь до встречи с ней, все у тебя обрывается. Задача твоего погружения избавиться от этих переживаний, просто встретится с ней, и поговорить, возможно, предварительно пережив прошлое. Кстати, что там с прошлым?

— Она умерла, три года назад, сухо ответил я.

— Значит, мы моделируем ее проекцию, как живую. Но пойми, когда ты начал писать вместе с ней, тебя начало перетягивать в ее сторону, а это нарушение, ты же так с ума сойдешь. И даже я не помогу, вот и приходиться тебя вытаскивать искусственно.