Алексей Егоров: Маки на стене. Если не можешь забыть любовь – убей ее

И тем ни менее мне очень хочется чтобы ты была бы счастлива, чтобы ОН гладил твои нежные плечи, прижимал к себе твои ладони, дыханием согревал их, и шептал тебе на ушко каждый такой вот вечер, я люблю тебя, и поверь мне, если он так не делает, с ним и не стоит тогда жить, потому что в таких мгновениях и рождается вечность, и искренность и любовь и сама жизнь. Боги никогда не изменяют, это у людей такой удел.

— Да ты прямо писательница, — удивленно сказал я, — возможно немного пафосно и поэтично?

Но она молча передала мне другую салфетку и принялась за написание следующих. Я прочел:

Это у людей, такой удел.

Но вот прошло время, и мы уже друг друга знаем, и ты называешь меня, мой друг, а я тебя все так же безответно, любимая. И я не могу врать не себе ни, тем более тебе. И разве может человек вот так вот, запросто на бумаге изобразить все то, что он переживает и чувствует по отношению к другому человеку, кроме банального, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, да и вроде банального, но ведь все в этой фразе заключено. И нежность, и страсть, и огонь и лед, и главное ТЫ. Ты, здоровая, живая, счастливая, все равно с ним или со мной, но главное счастливая. С улыбкой на лице, и с светлой искоркой в твоих выразительных глазах.

Дальше, с нетерпением беру следующую салфетку, и читаю:

Помнишь тот вечер, тогда я весь день думал о тебе. Вдруг, думал я, пускай ты невзначай позвонишь мне, скажешь что тебе плохо, что тебе одиноко. И пусть бы это была ночь, и я бы собрался и через весь город бежал бы к тебе, чтобы просто увидеть и обнять.

Часов в двенадцать ночи ты позвонила, и я правда бежал, и я нашел тебя пьяную, обнял, поцеловал, и понял что я даже боюсь к тебе прикоснутся, сделать больно невзначай. Если бы я тогда знал что это событие станет моей отправной точкой, моим меридианом в жизни, моим стартом и моим финишем.

После этого ты как то особо не общалась со мной, говорила что-то о стыде, о том что все это нам следует позабыть, но я все помню, и вряд ли забуду, запах твоих ночных волос, эти руки, эти глаза. И я не испытываю никакого стыда, прости меня, но не испытываю. Я просто тебя люблю.

— Да сразу видно, что это писала женщина, — попытался раскритиковать я, ее творчество. Но она была неприступна, и писала и писала, а мне пришлось читать, и уже без остановки, меняя салфетку за салфеткой:

Однажды ты с волнением в голосе подошла ко мне и сказала что нам срочно надо поговорить.

— Я беременна, сказала мне ты, — и между прочим от тебя, что я скажу мужу, что же теперь будет?

А я был просто счастлив, я просил тебя не принимать скоропостижных действий, не поддаваться эмоциям. Потом я всю ночь думал, и позвонив тебе сказал, ПОЖАЛУЙСТА, роди мне этого ребенка, живи с ним, да живи с кем хочешь, пусть он думает что это его, но главное что я буду знать правду, и ты тоже. Сделай меня счастливым, ведь это в твоей власти. Ты молчала в трубку, может даже плакала, но молчала. Через неделю я узнал что ты сделала АБОРТ.

Следующая.

И я снова стою у окна, снова идет дождь, и где-то ты, по своему счастлива, и где-то я по-своему не счастлив, и все это жизнь. Почему то я думал не долго, единственное раздумье, было по поводу, КАК, но и этот вопрос я решал скоренько. Я сьел их штук сто, или даже больше, сел за бумагу, и написал тебе вот эти строки.

И понятно что всего я уже сказать тебе и не успею и не смогу, но и пускай, тебя я не в чем не обвиняю, и зависла в воздухе как некий аромат, как чувственность в пустоте, одинокая моя фраза, я люблю тебя, но ничего она уже не весит и не стоит, и.

Я посмотрел на мою сказочную писательницу, но она молча передала мне новую пачку писем.

Извини что опять пишу тебе, хоть вроде и умер. Хотя мне это все только кажется, да нет не кажется, я и вправду умер тогда, и где то ТАМ, одна женщина подошла ко мне и сказала, давай я верну тебя домой, и ты примешь другое решение, во всяком случае ты попробуешь.

И вот я снова стою у окна, и снова тот же самый вечер окутал мое сознание, и ты снова позвонила мне, и я бежал к тебе и обнимал и целовал.

Следующая.

Но я был готов к серьезному разговору, я ждал его, и конечно же он состоялся. Мы сидели с тобой за маленьким столиком в кафе, я держал твою руку, смотрел в твои глаза, как же ты мне дорога, как же я тебя люблю, но ты говорила о другом.

— Ты очень мне небезразличен, — говорила ты, — ты мой самый близкий и преданный друг, и я знаю что слово это так режет тебе уши, но прости меня, я не могу быть с тобой, и я не могу родить этого ребенка.