— Не согласен. Возможно, я выгляжу не таким, как другие, но не дурачком.
— А почему тебе так хочется казаться не таким, как все?
— Потому что я и есть не такой.
Он протянул руку и ласково погладил мать по щеке. Верна уклонилась.
— Ну, мне это кажется…
— Тебе все только кажется. А для меня все существует.
— Не понимаю я таких твоих речей. И насчет серьги не будем больше спорить. Сейчас же сними ее.
— Ладно. Зачем же кричать?
Вокруг губ Дугласа образовалась тоненькая белая полоска, а вены на висках вздулись от сдерживаемой ярости. Он отцепил серьгу и швырнул ее в угол комнаты. Она отскочила от стены и упала на светлую пластмассовую крышку клавикордов, по которой соскользнула в щель между басовыми клавишами.
Верна отчаянно вскрикнула:
— Ну смотри, что ты наделал!
— Я сыт по горло твоими приказаниями.
— Ты испортил мое пианино. Еще один счет за починку…
— Ничего с ним не сделалось.
— Как бы не так. — Она подбежала к инструменту и левой рукой проиграла гамму. Клавиши «до» и «ре» не заело, но звук стал дребезжащим. — Ты его испортил.
— Ерунда. Я это в два счета исправлю.
— Не вздумай прикасаться к нему. Тут нужен специалист.
Верна встала с вертушки и поджала губы так, словно их схватило цементом.
Глядя на мать, Дуглас подумал, что одни женщины с годами раздаются, другие съеживаются. Его мать съеживалась. С каждой неделей она становилась все меньше и меньше, и когда Дуглас называл ее старушкой, это был не ласкательный эпитет, именно такой он ее и считал. Верна была старушкой.
— Я очень сожалею, старушка.
— В самом деле?
— Ты сама это знаешь.
— Стало быть, ты пойдешь наверх и переоденешься?
— Ладно.
Дуглас пожал плечами, как будто заранее знал, что мать настоит на своем, да это было не так уж и важно, потому что у него были свои способы заставить Верну пожалеть о своем тиранстве.
— И не забудь повязать галстук.
— Для чего?
— Другие мужчины носят галстуки.
— Не все.
— Не возьму в толк, почему ты сегодня такой строптивый.
— На это можно посмотреть и с другой стороны. Приняла бы ты какую-нибудь таблетку.
Проходя мимо пианино, он провел указательным пальцем по клавишам и улыбнулся своим мыслям.
— Дуглас!
Он помедлил в дверях, запахнув халат и придерживая его полы у талии.
— Да?
— Сегодня днем я повстречала в городе Эви с ее матерью.
— Вот как?
— Эви спрашивала о тебе. Была очень любезна, если учесть то, что произошло, — расторжение брака и так далее.
— Я также буду любезен с ней, если доведется встретиться.
— Она очень милая девушка. Всякий скажет, что вы были прекрасной парой.
— Не будем заниматься раскопками.
— Может, есть какой-нибудь шанс, что ты снова захочешь повстречаться с ней? Она не просила меня об этом, но я чувствовала, что она тобой очень интересуется.
— Тебе не хватает хрустального шарика, старушка.
Когда Дуглас ушел, Верна прошлась по комнате, включала лампы и поправляла старомодные керамические фигурки на консоли камина, попутный вклад Дугласа в искусство. Верна не понимала, что эти вещицы представляли собой нечто большее, чем увлечение, равно как и склонность Дугласа к поэзии и музыке. Он как будто мчался по жизни на скоростном автомобиле, время от времени выбрасывая из окна то комки глины, то музыкальные ноты, то строчки стихотворений, которые творил, пока стоял перед красным сигналом светофора. Никогда не успевал ничего закончить, потому что сигнал светофора менялся, и то, что выбрасывалось из окна, всегда было искажено скоростью движения автомобиля и встречным ветром.
Верна Кларво встретила Блэкшира с неожиданной для него сердечностью, которой он не жаждал и не понимал. В прошлом она недвусмысленно давала понять, что считает его скучным человеком, а тут вышла встретить его к машине, протянула к нему обе руки и сообщила, как чудесно видеть его снова и как хорошо он выглядит, ни на день, ни на минутку не постарел.
— Вы ну нистолечко не изменились. Признайтесь, вы не можете сказать того же обо мне!
— Уверяю вас, могу.
Она вспыхнула от удовольствия, приняв его слова за комплимент.
— Вы самый очаровательный льстец, мистер Блэкшир. Впрочем, вы всегда были таким. Входите, пойдемте в кабинет. С тех пор как умер Харрисон, мы практически не пользуемся гостиной. Она такая большая, что мы с Дуги теряемся в ней. Элен с нами теперь не живет.
— Да, я знаю. Это, собственно, одна из причин, почему я решился просить вас о встрече.
Читать дальше