Маргарет Миллар - Загнанный зверь

— Да, конечно.

— Итак, до завтра.

— До свидания.

Элен положила трубку. Много долгих месяцев она не говорила с матерью, но ничего не изменилось. Между ними, точно обоюдоострый меч, висела неприязнь; ни одна из них не могла нанести удар другой, не поранив себя.

— Сотня, — вслух сказала Верна. — А то и две, если повезет. И если еще мистер Блэкшир обнаружил акции Эй-Ти-энд-Ти, мы какое-то время сможем сводить концы с концами.

Верне пришлось пойти на повторную ипотеку дома, ограничиться одной машиной и приходящей прислугой. Она попросила телефонную компанию снять телефоны в ее спальне и во внутреннем дворике, прикрыла плешину на ковре в столовой хлопчатобумажной циновкой и завесила календарем потрескавшуюся штукатурку на стене в кухне. Короче говоря, она сделала все, чтобы сократить расходы и кое-как вести домашние дела. Но дела не шли, а брели, как белый слон, и с каждой неделей все больше отставали от окружающей жизни.

Бывали дни, особенно в начале месяца, когда приходили все счета и Верна подумывала, что неплохо бы Дугласу поискать себе работу. Но чаще она радовалась тому, что он дома, с ней вместе. Будучи спокойным по характеру, он составлял ей компанию, много работал в саду и по дому, когда не занимался учебой. По мнению Верны, сын ее был прирожденным студентом. Он не кончил колледж из-за какого-то нелепого происшествия в раздевалке гимнастического зала, но продолжал учиться самостоятельно и уже освоил керамику, современную поэзию, французских импрессионистов, выращивание авокадо [4] Авокадо — фруктовое дерево семейства персиковых. и игру на кларнете. От кларнета пухли губы, саженцы авокадо на заднем дворе завяли, никто не собирался выставлять его поделки из керамики или слушать, как он декламирует Дилана Томаса.

При всем этом Дуглас оставался добродушным. Не ругал открыто почтенную публику за ее тупость или владельца питомника, подсунувшего ему негодные саженцы авокадо, он просто давал понять, что сделал все возможное и ожидать от него большего бессмысленно.

Никто ничего от него и не ожидал, за исключением Верны, которая в тот день, когда Дуглас продал кларнет, хоть терпеть не могла пронзительные звуки, ушла в свою спальню и зарыдала. Расставание с кларнетом — это было совсем не то, что постепенное охлаждение к керамике, к поэзии и ко всему прочему. В продаже кларнета она видела нечто безвозвратное, для нее это был удар кулаком в солнечное сплетение. Горе ее было настолько искренним и сильным, что Дуглас пригласил врача. Однако, когда пришел врач, он как будто больше интересовался Дугласом, чем самой Верной. «Вашему мальчику нужны хорошие укрепляющие средства», — сказал он на прощание.

Завтра «мальчику» исполнится двадцать шесть лет.

— Самое малое две сотни, — сказала Верна. — В конце концов, у него день рождения, а она ему сестра.

Верна на ночь накрыла платком клетку с канарейкой, проверила, хорошо ли прибралась прислуга на кухне, перед тем как уйти, и прошла в кабинет, где Дуглас читал, лежа на кушетке. На нем были расшитые бисером мокасины и ворсистый купальный халат с засученными рукавами, из-под которых выглядывали настолько худые и тонкие кисти, что они казались без костей. Волосы у него, как и у Элен, были темные, а серые глаза, подобно хамелеону, изменяли свой цвет в зависимости от окружающей среды. В мочках маленьких, как у женщины, ушей были проколоты дырочки. И в правом ухе он носил тонкое кольцо из золотой проволоки. Из-за этой крошечной серьги Верна не раз ссорилась с сыном, но Дуглас продолжал ее носить.

Услышав, что в комнату вошла мать, он отложил книгу и встал с кушетки. Верна с удовлетворением подумала: «По крайней мере я воспитала в нем уважение к женщинам».

— Иди переоденься, дорогой.

— Зачем?

— У меня будет гость.

— Но не у меня же.

— Пожалуйста, не спорь со мной. У меня и так начинается приступ головной боли. — В распоряжении Верны был целый батальон приступов. Они накатывали на нее как орды туземных войск; стоило покончить с одним, как уже наготове был другой. — К нам придет мистер Блэкшир. Возможно, насчет денег.

И она рассказала ему о своей версии насчет акций Эй-Ти-энд-Ти, завалявшихся в ящике письменного стола. Дуглас слушал со снисходительной, скептической улыбкой, легонько подергивая золотую сережку.

Этот жест раздражал Верну.

— И ради всего святого, сними эту штуку.

— Почему?

— Я тебе уже говорила, ты с ней выглядишь как дурачок.