— Давай-ка поищем девчонок! — сказал он, но затем вспомнил об ограниченных предпочтениях Товии.
Казалось, мальчик с каждой минутой все больше совел, а у Михи не было никакого желания вести его домой. Для того чтобы взбодрить Товию, Миха попытался развлечь его.
— Глянь-ка вон на тех дуралеев, — рассмеялся он, тыкая пальцем в пару гуляк, тщетно пытавшихся управиться с тремя ослами. — А каковы те красотки! — добавил он, показывая на двух едва одетых блудниц, которые открыто демонстрировали свои более чем богатые прелести.
Мальчик кивнул, но он почти спал.
Внезапно Михе показалось, что веселящаяся толпа куда-то в один миг девалась. Ему на глаза попался молодой человек примерно его возраста, медленно шествовавший по улице мимо того каменного ограждения, на котором сидел вместе с Товией. Незнакомец в шумной праздничной толчее вел себя так, словно был совершенно один. Люди вокруг него и повсюду пьяно смеялись и выкрикивали непристойности. Некоторые толкали и пинали тех, кто подворачивался им под руку, причем беспричинно. Другие, испытывая нетерпение и раздражение, сыпали оскорблениями в адрес тех, кто их задевал. Молодой же человек проходил сквозь толпу без всяких усилий. Он двигался с такой безмятежностью, какой Миха прежде ни в ком еще не встречал.
Наряд незнакомца, ничем не украшенный, праздничным, судя по всему, не являлся. Юноша был облачен в простой длинный халат белой шерсти, волосы его словно бы оплетал головной убор неизвестного Михе образца.
— Кто это, Товия? — спросил Миха и снова толкнул своего компаньона в надежде его разбудить. — Глянь, вон там, посреди улицы.
— Я мало знаю о нем. А почему ты спрашиваешь? — заинтересовался мгновенно проснувшийся в предвкушении чего-то забавного Товия.
— Просто потому, что он странно выглядит. Интригующе, что ли.
— Интригующе!
Товия понимающе ухмыльнулся.
Не в том смысле, маленький испорченный негодник, подумал Миха. Однако, зная, что Товия выложит больше сведений, если понадеется, что сможет что-нибудь получить взамен, придержал свой язык и кивнул.
Товия загорелся, решив, что у них одни и те же склонности, и поведал Михе все, что знал.
— Его зовут Иешуа Бен Иосиф, — весьма энергично заговорил он. — Говорят, будто перед самым его рождением было провозглашено, что на свет должен появиться царь иудеев и, представь себе, не где-то, а в Вифлееме. — Товия похихикал над абсурдностью самой этой мысли и продолжил: — Говорят также, что храмовые священники провозгласили, будто этот младенец послан исполнить пророчество мессии, и, когда царь Ирод услышал о том, он пришел в ярость. И приказал искать младенца во всех домах Вифлеема. А еще, правда, не знаю, насколько это верно, но вроде бы именно по этой причине Ирод распорядился умертвить всех первенцев мужского пола, родившихся примерно в то время. Я не имею в виду, что это как-то связано с Иешуа, но кто его знает, ведь и он тоже родился тогда. В любом случае, за день до избиения, как называют эту расправу домашние, родители Иешуа сбежали в Александрию, где тайно жили в доме богатых родственников отца Иешуа.
— Он одет не как богач, — сказал Миха рассеянно.
Он все еще не мог отвести взгляд от медленно движущейся фигуры, которая, казалось, скользила в толпе.
— Говорят, он презирает богатство. Хотя мог бы стать состоятельным человеком, если бы захотел. По общему мнению, он неплохой плотник, довольно приличный оружейник и хороший рыбак, однако только тогда, когда ему приходит охота этим заняться.
— Он не выглядит как человек, который уклоняется от труда, — пробормотал Миха себе под нос.
— Ну… из того, что я слышал, он скорее странный, чем ленивый. Его семья перебралась обратно в Назарет, когда Иешуа было примерно два года, но он до сих пор носит одежду тех мест, где жил.
Миха рассеянно кивнул головой.
— Его странности касаются не только одежды. Он нарывается на большие неприятности, вот! — довольно заявил Товия.
Миха, заинтересовавшись, повернулся к нему.
— Что ты имеешь в виду под неприятностями?
— Он ведет себя как учитель, подвергающий сомнению мудрость высших священнослужителей. И наживает себе могущественных врагов, если ты понимаешь, что я имею в виду, — со смешком добавил Товия. — Взять хотя бы его пылкие выступления против римских налогов да и против собратьев-иудеев, которые, как он утверждает, корыстолюбивы, а любая прибыль, по его мнению, есть преступление, ибо плодит нищету. Все это, разумеется, и закрепило за ним репутацию записного смутьяна. А он между тем умоляет людей подготовиться к пришествию Царствия Божьего и отречься от ложных пророков. Самый опасный из тех, кого он чернит, это первосвященник Анания, который, по заявлению Иешуа, тянет своего сына и зятя вслед за собой вверх по иерархической лестнице храма.
Читать дальше