Джон Кейз - Код Бытия

– Кто-то убил их во сне, а затем сжег дом.

Азетти долго молчал. Он отрезал еще кусок хлеба, обмакнул его в вино и наконец спросил:

– Что привело вас сюда?

– Убийца был итальянцем. Не думаю, что сестра его знала. А затем…

Священник встал из-за стола и начал расхаживать по комнате. Создавалось впечатление, что на ум ему пришла весьма опасная мысль.

– Так вы сказали – мальчик? – прервал он Ласситера. Тот кивнул, не сводя глаз с Азетти. – Интересно.

– Что?

– Интересно, какой процедуре подверглась ваша сестра. Их было несколько. Впрочем, вы этого скорее всего не знаете.

– Я знаю, что был донор. Они называют это…

– Донорским ооцитом, – закончил Азетти так, словно речь шла о смертельной болезни.

Некоторое время он продолжал расхаживать, но потом остановился и, почесав в затылке, посмотрел на Ласситера.

– Но такие вещи случаются, – сказал он. – Кругом столько насилия. Особенно в США. Ваша сестра жила в большом городе. Сейчас ведь сложные времена.

– Вы совершенно правы, – кивнул Ласситер. – Насилия действительно очень много, но мои сестра и племянник оказались не единственными.

– Что вы хотите сказать?

– Другой мальчик был убит в Праге. Примерно в то же время и при аналогичных обстоятельствах. Еще один в Лондоне. В Канаде. Рио. И только Богу известно, где еще. И я здесь потому, что все они были зачаты в клинике Барези.

Священник рухнул на стул, уронил голову и закрыл глаза. Он долго молчал, и в наступившей тишине Ласситер услышал, что на улице начался дождь. Наконец Азетти тщательно сложил ладони, коснулся лбом пальцев и что-то пробормотал. Его лица почти не было видно, а подбородок опустился на грудь. Ласситер ничего не понял.

– Что? – спросил он.

– Такова воля Божья! – воскликнул священник. Твердо возложив ладони на стол, он посмотрел на Ласситера. У него были невидящие, уставленные в пустоту глаза. – А может быть, и нет! – выкрикнул он.

– Святой отец…

– Я ничем не могу вам помочь, – отворачиваясь, сказал Азетти.

– А по-моему, можете!

– Нет!

– Значит, вы обрекаете на смерть и других детей?

Глаза Азетти наполнились слезами.

– Вы не понимаете, – произнес он, глубоко вздохнув, чтобы взять себя в руки. – Тайна исповеди священна. То, что сказано, сокрыто вовеки. Или, во всяком случае, должно быть сокрыто вовеки.

– Что значит «должно быть»?

Священник лишь покачал головой.

– Так вы знаете, кто за этим стоит?

– Нет, – ответил Азетти, и Ласситер понял, что он не лжет. – Я не знаю. Даю вам слово. Но должен сказать, что каждый очередной этап жизни Барези подводил к тому, что вы разыскиваете. Его научные изыскания, религиозные увлечения, работа в клинике – все вело к одной цели.

Священник еще раз глубоко вздохнул и умолк.

– И это все?

– Все, что я вправе сказать.

– Что же, благодарю за содействие, – саркастически произнес Ласситер. – Я запомню ваши слова. И когда одна из матерей спросит меня, почему ее сыну перерезали горло, я скажу ей о вашем обете и что это – принципиальный вопрос. Уверен, она все поймет правильно.

Он схватил пальто и поднялся на ноги.

– Подождите, – прошептал священник. – Есть еще кое-что.

Прежде чем Ласситер успел открыть рот, Азетти скрылся в соседней комнате. Было слышно, как он роется в бумагах. Наконец послышался звук задвигаемого ящика, и священник вернулся.

– Вот. – Он сунул в руки американца письмо.

– Что это?

– Барези прислал мне его из больницы за несколько дней до смерти. Надеюсь, что здесь вы найдете ответ.

Ласситер посмотрел на три листка коричневой бумаги.

Где-то прямо над головой зазвонил колокол. Азетти взглянул на часы.

– До восьми я принимаю исповеди. Если вы вернетесь, я переведу вам это письмо.

– Не могли бы вы просто…

– Нет, не могу, – покачал головой Азетти. – Монтекастелло – маленький город, и моя паства уже выстроилась у исповедальни в очередь.

– Святой отец…

– Дело ждало тысячу лет и может подождать еще немного.

Ласситеру надо было подумать или, скорее, отключиться от мыслей. Священник пытался ему что-то сообщить, не нарушая тайны исповеди. Что-то о тех разных масках, которые носил Барези, и о том, как они в итоге слились в одну. Но в этом не было никакого смысла – Ласситер его просто не видел.

Однако сейчас он в первую очередь нуждался в хорошей пробежке. Он всегда так поступал, когда сталкивался с задачей, которую не мог решить. В таких случаях он бежал, как бы включив нейтральную передачу, чтобы мозг работал на холостом ходу. И довольно часто решение проблемы являлось к нему как нечаянный дар.