Стюарт Харрисон - Улыбка Афродиты

– Нет! Послушай. Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

Из-за ее спины вынырнул Димитри и, услышав ее слова, покровительственно обнял Алекс за плечи:

– Ты слышал, что она сказала? Ты должен сейчас же уйти.

Но, к его удивлению, Алекс сбросила его руку:

– Я имею в виду вас обоих. Я хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое.

– Алекс! – Он сделал шаг к ней. – Ты расстроена. Вернись в дом. Все будет хорошо. Я обещаю.

– Алекс, он уже один раз выбросил тебя на помойку, – предупредил я. – Откуда такая быстрая перемена? Подозреваю, ты сказала ему, что встретила другого мужчину, и он чудесным образом сразу захотел тебя обратно, так?

– Заткнись! – крикнул Димитри.

– Это греческий мужской психоз, – продолжал я, не обращая на него внимания.

Он развернулся ко мне, но Алекс схватила его за руку:

– Дим, не надо!

– Дело в том, – поддразнил я его, – что ты-то ему совсем не нужна, но уж больно задевает, что у тебя есть кто-то другой.

Я скорее почувствовал, чем увидел резкое движение с его стороны. Я отступил на шаг, но алкоголь замедлил мою реакцию, и удар пришелся мне в челюсть. Я пошатнулся, однако, но спиртное несколько притупило мои ощущения. Сжав кулак, я нанес ему скользящий удар по щеке. Он дернулся от боли и неожиданности, а из разбитой скулы потекла кровь.

– Прекратите! Перестаньте оба! – закричала Алекс.

Пришедший в себя Димитри, шагнув вперед, сильно ударил меня в солнечное сплетение, так что у меня перехватило дыхание и перед глазами поплыли красные круги. На миг мне показалось, что мое сердце остановилось. Кашляя, я упал на колени, судорожно хватая ртом воздух. Димитри подошел снова, но мне удалось вскочить на ноги, ударив его головой в живот как тараном, а затем, обхватив его руками за талию, изо всех сил толкнуть спиной о стену. Он охнул и стал коротко, но сильно бить меня по почкам. Я держался на ногах, опустив голову и стараясь отвечать ему частыми ударами по ребрам. Боль почти не чувствовалась. Алекс кричала, чтобы мы остановились, но с таким же успехом она могла заклинать ветер.

Мы перестали драться, только когда Димитри наконец сумел отпихнуть меня. Я пытался отдышаться. В спине, там, где он молотил меня, пульсировала острая боль. Димитри держался за бок, морщась всякий раз, когда пытался вздохнуть. Драка продолжалась не дольше минуты, но на нее ушел весь мой адреналин, и я чувствовал себя выжатым как лимон. Рот уже распух, и когда я дотронулся до губы, то обнаружил на ней кровь, хотя и не помнил, чтобы он ударил меня туда.

Внезапно мы оба заметили, что Алекс исчезла. Улица была пуста. Мы уставились друг на друга.

– Возвращайся в Англию, – с трудом проговорил Димитри, повернулся и захлопнул дверь у меня перед носом.

На другой стороне улицы я заметил старика, с любопытством следившего за нами из открытого окна. Он что-то пробормотал и, пожав плечами, пошел спать дальше.

Утром я чувствовал себя так, как будто провел десять раундов на ринге. Каждый сустав болел, а торс от синяков походил на лоскутное одеяло. Рассматривая себя в зеркале в ванной, я удивился своей выносливости: так много повреждений за такой короткий промежуток времени. Я не дрался со школьных времен, и меня поразило, что я забыл, как это болезненно.

Когда я наконец спустился вниз, глаза Ирэн округлились от ужаса.

– Роберт, что случилось?

– Ничего особенного. Просто на что-то наткнулся ночью.

Она нахмурилась и, хотя явно не поверила моему неуклюжему объяснению, больше ничего не сказала. Я не видел ее с тех пор, как ушел в музей, поэтому она спросила, нашел ли я журнал. Я ответил отрицательно, и мне показалось, что она с облегчением вздохнула.

– Может, его и вовсе не было, – предположила Ирэн, желая верить в это, как и в то, что отец не обманул доверия жителей Итаки.

Я не стал рассказывать ей о своем подозрении, что музей уже кто-то обыскивал. И только в этот момент вспомнил о человеке, который подходил ко мне прошлой ночью.

– Ты знаешь кого-нибудь по имени Эрик Шмидт? – спросил я.

– Вроде нет. А кто это?

– Никто. Да не важно, – покачал я головой.

Ирэн сварила кофе. Потом мы сидели на террасе, и я принял решение вернуться в Англию. Не было никакого смысла оставаться здесь дальше. Отец умер, похороны состоялись, и, какова бы ни была правда, вероятно, для всех будет лучше, если, по крайней мере, в памяти Ирэн он останется безупречным. Когда я сказал ей о своем намерении, она спросила, уезжает ли также и Алекс.