Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие тьме

– Но как такое можно было сделать?

Врач обошел стол и встал рядом со мной.

– С июня этот труп не выходит у меня из головы. Я все пытался представить себе приемы, которые использовал убийца. По-моему, в тех местах, которые подверглись наибольшему разрушению, он применял кислоты. Выше с помощью подкожных и внутримышечных инъекций он вводил химические препараты, чтобы добиться эффекта «пергаментной» кожи. Такое различие в состоянии тканей было достигнуто также благодаря особому освещению и температуре. Жара ускоряет органические процессы…

– Выходит, ее перенесли на поляну уже после смерти?

– Конечно, все происходило в закрытом помещении. Возможно даже, в лаборатории.

– По-вашему, убийца по образованию химик?

– Несомненно. И у него есть доступ к весьма опасным препаратам.

Эксперт взял две фотографии и положил их сверху:

– Вот вам два примера. Здесь бедра и гениталии в таком состоянии, какое бывает, когда с момента смерти прошло от шести до двенадцати месяцев. На этой стадии отделяются жидкости тела и ткани разжижаются. Здесь же, в верхней части брюшной полости, они уже в газообразном состоянии. Все процессы были инициированы, разграничены и постоянно контролировались… Этот псих – настоящий дирижер, как в оркестре.

Я попытался представить себе убийцу за работой. Но ничего не увидел. Только какую-то тень с маской на лице, склонившуюся над жертвой в операционной, в руках шприц, вокруг какие-то препараты и инструменты. А Вальре продолжал:

– И вот еще любопытный момент… В грудной клетке я обнаружил лишайник, назначение которого мне совершенно непонятно. Я хочу сказать, что с процессами разложения он никак не связан. Инородное тело, которое убийца поместил под ребра.

– А что это за лишайник?

– Названия я не знаю, но у него есть одна особенность: он светится. Когда спасатели обнаружили тело, грудь светилась изнутри. Как сказали парамедики, настоящая тыква с горящей свечкой, как на Хэллоуин.

В мозгу у меня пульсировал вопрос: «Зачем?» Зачем подобная изощренность в подготовке трупа?

– С другими частями тела все проще, – продолжал эксперт. – Плечи и руки были едва затронуты трупным окоченением, которое наступает через семь часов после кончины и проходит в различных случаях за несколько дней. Что касается головы…

– А что с головой?

– Она была еще теплой.

– Как ему удалось этого добиться?

– Ничего удивительного. Женщина умерла незадолго до того, как ее обнаружили. Вот и все.

– Вы хотите сказать…

– Что Сильви Симонис была жива, когда с нею все это проделывали. Она умерла от боли. Не могу точно сказать, когда именно, но наверняка в конце этой пытки. Об этом свидетельствует состояние лица. Кроме того, в том, что осталось от ее печени и желудка, я обнаружил следы начинавшегося гастрита и язвы двенадцатиперстной кишки, а это говорит о сильнейшем шоке. Агония Сильви Симонис продолжалась несколько суток.

У меня шумело в голове, от ужаса сдавило виски.

Вальре добавил:

– Образно говоря, он убил ее теми же инструментами, к каким прибегает сама смерть. Ничего не забыл. Даже насекомых.

– Значит, это он поместил их в тело?

– Да, он их вводил в раны, под кожу. Каждый раз он выбирал тот вид некрофагов, который соответствовал данной стадии разложения: мухи Sarcophagidae, черви, клещи, жесткокрылые, личинки бабочек… Ни одно звено этой цепи не было пропущено.

– Значит, он разводит этих насекомых?

– Вне всякого сомнения.

Несмотря на гул в голове, я сумел выделить несколько опорных точек: химик, лаборатория, питомник для выведения насекомых… Это были уже следы, чтобы найти негодяя.

– В наших краях живет один из лучших энтомологов Европы, специалист по подобным насекомым. Он помогал мне при вскрытии.

Вальре записал на визитной карточке имя энтомолога: Матиас Плинк – и указал подробный адрес.

– У него тоже есть питомник для разведения насекомых?

– Это основа его исследований.

– Значит, он может быть в числе подозреваемых?

– А вас со следа не собьешь. Поезжайте к нему, поговорите. Составьте свое представление. По-моему, он странный, но не опасный. Его питомник насекомых у горы Узьер по дороге в Сартуи.

Я снова склонился над фотографиями, пытаясь разглядеть детали. Вздувшиеся от газов ткани. Глубокие раны, кишащие мухами. Белые черви, присосавшиеся к розовым мышцам… Несмотря на холод, по спине у меня стекали крупные капли пота.

– А других признаков насилия вы не заметили? – спросил я.