– Нет? – спросил Хеннинг с сомнением. – Но он станет подозреваемым. Если я скажу, что он был похож на ее друга, тогда вы сразу же превратите его жизнь в ад. А правда состоит в том, что я даже не могу предположить, кто это был.- Он энергично покачал головой. – Я видел только фигуру в черной кожаной одежде и шлеме. Это мог быть кто угодно. У меня есть сын семнадцати лет, это мог быть он. Я бы не узнал его в этом облачении, понимаете?
– Да, я понимаю, – коротко ответил Сейер. – Вы в конечном итоге ответили на мой вопрос. Это мог быть он. А что касается упомянутого ада, он уже живет в аду.
Йонас сглотнул комок в горле.
– О чем вы говорили с Анни, когда сидели в машине?
– Она была неразговорчивой. Я развлекал ее, рассказывал о Гере и о щенках, которых она ждет.
– Она не казалась испуганной, или нервной, или что-то вроде этого?
– Нисколько. Она вела себя как обычно.
Сейер оглядел комнату и заметил, что она скудно меблирована, как будто еще не обставлена до конца. Но зато здесь было изобилие ковров: на полу и стенах, большие восточные ковры, с виду дорогие. На стене висели две фотографии: портреты двухлетнего светловолосого мальчика и подростка.
– Это ваши сыновья? – Сейер сменил тему.
– Да, – ответил Хеннинг. – Но фотографии уже довольно старые.
Он снова погладил собаку по черным, мягким, как шелк, ушам и влажной морде.
– Сейчас я живу один, – добавил он. – Наконец купил собственную квартиру в городе, на Оскарсгате. Этот дом для меня слишком велик. В последнее время я нечасто видел Анни. Ей стало неудобно навещать меня, когда жена уехала. Да и дети выросли, больше не надо было сидеть с ними.
– Вы торгуете восточными коврами?
– Я закупаю их в основном в Турции и Пакистане. Иногда в Иране, но там слишком накручивают цены. Я выезжаю туда пару раз в год и провожу там несколько недель. Проходится проводить немало времени в поездках. Я развиваю дело, – в его голосе прозвучало удовлетворение. – Я наладил хорошие контакты. Это самое важное – наладить отношения, построенные на доверии. У восточных людей непростое отношение к Западу.
Скарре протиснулся мимо стола и подошел к задней стене, которую целиком от пола до потолка покрывал большой ковер.
– Это из турецкой Смирны, – сказал Йонас. – Один из самых лучших моих ковров. Я вообще-то не могу позволить себе такой. Два с половиной миллиона узлов. Непостижимо, верно?
Скарре посмотрел на ковер.
– Говорят, их плетут дети? – спросил он.
– Зачастую, но не мои ковры. Это погубило бы репутацию заведения. Можно возмущаться этим, но факт остается фактом: дети плетут самые совершенные ковры. У взрослых слишком толстые пальцы.
Некоторое время они стояли и смотрели на ковер, на геометрические фигуры, становящиеся все меньше к центру, на разнообразные сочетания оттенков.
– Правда ли, что детей приковывают к ткацким станкам? – сдавленным голосом спросил Сейер.
Йонас сокрушенно покачал головой.
– Это кажется бесчеловечным, в ваших устах. Между тем, те, кто получает работу ткача, счастливы. Хороший ткач имеет еду, одежду и тепло. У него начинается настоящая жизнь. Если их и приковывают к станкам, то только по просьбе родителей. Часто один такой ткач содержит всю семью из пяти-шести человек. Так он может спасти мать и сестер от проституции, отца или братьев – от попрошайничества и воровства.
– Я слышал, что это всего лишь исключения,- сказал Сейер.- Когда они становятся старше и у них толстеют пальцы, они часто уже слепы или плохо видят из-за постоянного напряжения глаз во время работы за ковроткацким станком. И потом они вообще уже не могут работать. И сами заканчивают свою жизнь, как те же попрошайки.
– Вы слишком часто смотрели канал «ТВ-2», – улыбнулся Хеннинг. – Лучше поезжайте и посмотрите сами. Ткачи – это счастливые маленькие люди, пользующиеся большим уважением в народе. Но буржуазная мораль стоит на страже, когда речь идет о подобных вещах. Поэтому я держусь подальше от детского труда. Если вы когда-нибудь захотите приобрести ковер, приходите на улицу Каппелен. Я позабочусь о том, чтобы вы остались довольны покупкой.
– Я не думаю, что у меня будет такая возможность.
– Почему этот ковер в пятнах? – полюбопытствовал Скарре.
Йонас непроизвольно улыбнулся этой абсолютной неосведомленности и вместе с этим оживился, как будто разговор о его большой страсти был для него глотком почти яростной радости. Он загорелся.
– Это ковер кочевников.
Читать дальше