Джонатан Келлерман - Ледяное сердце

— Дилетант, — вставил я.

Шулль использовал это слово для характеристики Кевина Драммонда. — Чтобы быть дилетантом, нужно работать. Гордон олицетворяет все дурное, что сходит за ученость в современной науке. Он мнит себя высшим судией, выносящим приговор миру созидания. Считает себя художником, хотя он всего-навсего жалкий неудачник.

Майло выпрямился.

— Как это?

— Гордон возомнил себя человеком Возрождения. Он рисует ужасные картины, состоящие из клякс. Садовые пейзажи, якобы написанные в импрессионистской манере, по уровню ниже работ ученика средней школы. Вскоре после того, как Шулль появился у нас, он принес мне несколько полотен и попросил организовать ему персональную выставку за счет кафедры. — Мартин фыркнула. — Я выставил его, и он отправился к декану. Но даже связи ему не помогли.

— Человек Возрождения, — проговорил Майло. — Что еще?

— Гордон играет на гитаре и ударных инструментах, и играет отвратительно. Он часто болтал то о выступлении, то о сопровождении сольной импровизации. В прошлом году он вызвался выступить на вечеринке, которую мы с Верноном организовали для студентов-отличников. Тогда я имела глупость согласиться. — Мартин закатила глаза. — И словно всего этого самообольщения ему недостаточно, Гордон утверждает, будто пишет роман — «великий опус», который расхваливает с тех пор, как я с ним познакомилась. Ни одной страницы рукописи я не видела.

— Слов много, а дел мало, — заметил Майло.

— Типичный калифорнийский пижон, — продолжала Мартин. — Без семейных денег он прислуживал бы в ресторанах и врал о предстоящем ему важном прослушивании.

— Вы сказали, что он часто прогуливал.

— Гордон постоянно отвлекался на какие-то мероприятия, финансируемые его отчимом.

— Какие мероприятия?

— Сомнительного свойства исследовательские поездки, симпозиумы, съезды. В дополнение к прочим претензиям Гордон считает себя неустрашимым искателем приключений — он был в Азии, Европе, везде. Все это — составная часть того образа мачо, которого он из себя разыгрывает: клетчатые рубашки с галстуками, походные ботинки, борода, как у Ясира Арафата. Гордон постоянно говорит о том, что работает над каким-то научным докладом, но опять-таки никаких результатов этой работы не видно. — Мартин стукнула по столу пальцем. — В каком-то смысле миру повезло, что он ничего не доводит до конца, поскольку писатель Гордон скверный, а его письменные работы отличаются непоследовательностью, самодовольством и высокопарностью.

— Правдивый Писарь, — сказал я. Глаза Мартин расширились.

— Вам известно об этом? Гордон любит говорить о себе в третьем лице. Он выбирает себе гадкие псевдонимы. «Гордстер», «Неустрашимый мистер Шулль», «Правдивый Писарь». Гордон всегда был посмешищем. К сожалению, это посмешище — мой болезненный раздражитель. А теперь вы говорите, что он еще убил кого-то… а наши кабинеты разделяют несколько футов… это тревожит меня. Я в опасности?

— Я не вижу опасности, профессор, — ответил Майло.

— Кого он убил?

— Людей, причастных к искусству. Глаза Мартин вылезли из орбит.

— Что, было не одно убийство?

— Боюсь, это так, профессор.

— Мне, безусловно, следует уйти на некоторое время в отпуск.

— Что вы можете сказать нам о Кевине Драммонде? — спросил Майло.

— То, что я уже сказала профессору Делавэру, правда. Ничего конкретного об этом парне не помню. После визита я внимательнее прочла его личное дело. Средний студент, не более того.

— Вы не помните ничего о его совместных с Шуллем увеселительных прогулках в городе?

— Извините, нет. Студенты входят в кабинет Гордона и выходят из него. Студентов определенного типа Гордон привлекает. Конкретно мистера Драммонда я не припоминаю.

— Студенты какого типа находят Гордона привлекательным? — спросил Майло.

— Гордон в курсе всех современных тенденций, и это воздействует на самых впечатлительных. Уверена, больше всего ему хотелось бы стать ведущим шоу в музыкальной программе телевидения.

— Делал ли Шулль попытки вступить в интимную связь со студентками? — поинтересовался я.

— Возможно.

— Возможно? — переспросил Майло.

— Жалоб не поступало, но, если бы они были, это ничуть не удивило бы меня. Большинство из тех, кто общается с Гордоном в служебное время, — это, по-моему, студентки.

— Но жалоб на сексуальные домогательства не было?

— Нет. Интимные отношения студентов нашего учебного заведения — неотъемлемая часть нашей жизни, и жалобы крайне редки. Как правило, это происходит по взаимному согласию. Не так ли, профессор Делавэр?