Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция

— Давай перенесем его на стол, — говорю я.

Приставляю каталку к столу для вскрытий. Марино хватает покойника за ноги, я берусь за руку, и мы тянем. Мертвое тело тяжело ударяется о сталь, из носа капает кровь. Включаю воду, и та с гулким барабанным плеском стекает в стальную раковину. На стене, на фоне ярко освещенной панели, развешаны рентгеновские снимки покойного: совершенно чистые, непопорченные кости, череп в нескольких ракурсах, молния на спортивной куртке змеится по обеим сторонам элегантно изгибающихся ребер.

Раздается звонок с наружного входа, как раз тогда, когда я делаю скальпелем надрезы: от плеча к плечу, затем вниз, к тазу, минуя пупок. На мониторе внутреннего слежения возникает лицо доктора Сэма Терри. Нажимаю локтем кнопку, и дверь отворяется. Сэм Терри — один из наших одонтологов, иначе говоря, судебно-медицинский дантист, которому выпало несчастье дежурить в сочельник.

— Пожалуй, заскочу на всякий случай к ней по пути, проведаю, — продолжает Марино. — У меня есть адрес квартиры, где они живут. — Он мельком взглянул на труп и счел нужным оговориться: — Жили то есть.

— И ты считаешь, Стэнфилд способен держать язык за зубами? — Я отделяю мышечную ткань, оттягивая ее назад и нанося короткие острые удары скальпелем.

— Ага. Говорит, будет ждать нас в мотеле. Надо сказать, тамошнее население особо не в восторге — самый пик туризма, сочельник, а селиться никто не хочет из-за всей этой истории. Так что излишнее внимание они не приветствуют. На забронированные номера уже десять отказов с тех пор, как в «Новостях» передали. Ага, вот и я говорю, жареным попахивает. Правда, нынешние постояльцы, как видно, не прослышали еще, какой кошмар у них под боком происходит, а кому-то, может, попросту плевать.

Входит доктор Терри с потертым черным чемоданчиком; чистый хирургический халат с лямками на спине развязан и развевается при ходьбе. Он наш самый молодой одонтолог. Ростом Терри почти семь футов. Ходят легенды, что ему светила карьера в национальной баскетбольной лиге, да только он решил продолжить образование. По правде говоря — и парень сам это с готовностью подтвердит, если вы спросите, — в университете Виргинии он был довольно посредственным защитником, и единственное кольцо, в которое Терри попадал, было нарисовано на мишени. Хорошие кидает он только с женщинами, а в стоматологию подался лишь потому, что не смог поступить в медицинский колледж. Терри отчаянно хотелось стать патологоанатомом. И то, чем он занимается сейчас практически на добровольных началах, — предел его скромных способностей.

— Благодарю, благодарю, — обращаюсь к Терри, пока он укрепляет снимки на пюпитре с зажимом. — Ты молодец, Сэм, что пришел сегодня спозаранку нам на помощь.

Он усмехается и протягивает с преувеличенно-вальяжным акцентом коренного жителя Нью-Джерси:

— Как поживаешь, Марино?

— Видел когда-нибудь, как Гринч украл Рождество? Если еще нет, то обожди маленько: у меня сегодня как раз то настроение — забрать у малышей игрушки и похлопать их мамочек по попкам, прежде чем исчезну в каминной трубе.

— Даже думать не пытайся про камины. Застрянешь как пить дать.

— А ты только залезь в камин, у тебя голова из трубы торчать будет. Растешь мало-помалу?

— Ну уж не с такой скоростью, как ты, приятель. На сколько теперь потянешь-то?

Терри просматривает стоматологические карты, которые захватил с собой полицейский.

— Так, тут все ясно. Разворот правой верхней двойки, дистальная поверхность язычной кости. Ну и масса ремонта. Поясняю для тугодумов: этот парень, — он протягивает нам снимки, — и ваш жмурик — одно и то же лицо.

— Шикарно «Рэме» луисвиллцев разгромили, скажи? — говорит Марино, перекрикивая шум льющейся воды.

— Сам, что ли, ходил посмотреть?

— Не-а. Я вижу, Терри, и без тебя там не обошлось; считай, тебе победой обязаны.

— Твоя правда.

Беру с подноса хирургический нож, и в эту минуту звонит телефон.

— Сэм, возьми, а? — прошу я.

Он бежит за угол, хватает трубку и важно произносит:

— Морг.

Я прокладываю путь через реберно-хрящевые соединения и извлекаю треугольник грудины с примыкающими ребрами.

— Минуточку, — обращается Терри к собеседнику. — Доктор Скарпетта? Вас Бентон Уэсли к телефону.

Кабинет будто наполняется вакуумом, который затягивает в себя свет и звуки. Я замираю, потрясенно глядя перед собой и крепко сжав в окровавленной руке хирургический нож.