Джеймс Эллрой: Кровавая луна

– Нет, это слишком просто, – сказал он. – Ублюдок должен страдать, как мы страдали. Он сделал из нас посмешище. Мы ответим тем же. И еще добавим.

Так зародился план: раздеть, избить, раскрасить и побрить гениталии. И теперь, если они правильно все рассчитали, предстояло привести план в исполнение. Уайти подобрал брусок два на четыре дюйма и принялся рисовать свастики в опилках на полу. Ларри наблюдал за ним. По радио Дел Вайкинг спел «Пошли со мной», и начался выпуск новостей. Значат, уже три часа. Через секунду послышались возбужденные голоса, Ларри увидел, как рабочие собрали инструменты и ушли вниз по главной лестнице. На этаже, кроме них с Уайти, никого не осталось. Они ждали стихоплета.

Ларри нервно сглотнул и ткнул Уайти локтем в бок, решившись прервать друга, с головой ушедшего в рисование.

– Ты уверен, что он придет? Вдруг расчухает, что записка липовая?

Уайти поднял голову и пнул полуоткрытую дверцу настенного шкафчика, да так, что сорвал ее с петель.

– Он придет. Записка от этой ирландской шлюхи! Шутишь? Да он решит, что это любовное свидание, мать его. Не дергайся. Записку писала моя сестра. Розовая бумага, девчоночий почерк. Только это будет не любовное свидание. Понял, что я имею в виду?

Ларри кивнул: он понял.

Заговорщики ждали молча. Ларри думал о чем-то своем, Уайти шарил в брошенных настенных шкафчиках: вдруг где чего завалялось? Когда внизу, в коридоре третьего этажа, послышались шаги, Ларри выхватил из коричневого бумажного мешка короткие эластичные плавки, а из кармана извлек тюбик ацетатного клея, применяемого в самолетостроении. Он выдавил на плавки все содержимое тюбика и прижался спиной к стене за ближайшим к лестнице шкафчиком. Уайти встал рядом и нацепил на пальцы правой руки самодельный кастет.

– Любовь моя?

Робкий нежный шепот слышался где-то совсем рядом, шаги неуклонно приближались к площадке четвертого этажа. Уайти начал считать про себя. Когда ему показалось, что стихоплет уже близко и можно до него дотянуться, он оттолкнул Ларри и занял место рядом с лестницей.

– Дорогая?

Ларри не выдержал и хихикнул. Стихоплет замер, занеся ногу на новую ступеньку и взявшись рукой за перила. Уайти схватил эту руку и дернул. Стихоплет растянулся лицом вниз на последних двух ступеньках. Уайти снова дернул и вывернул руку, вынуждая стихоплета упасть на колени. Когда противник поднял голову и бросил на него беспомощный умоляющий взгляд, Уайти пнул его ногой в живот и рывком поднял на ноги. Стихоплет затрясся мелкой дрожью.

– Давай, Птичник! – прохрипел Уайти.

Ларри залепил плавками, измазанными клеем, нос и рот стихоплета и держал, пока не послышалось судорожное, захлебывающееся бульканье. Кожа на висках у стихоплета порозовела, потом покраснела, потом посинела. Он начал отчаянно ловить воздух.

Ларри отпустил его и попятился. Плавки упали на пол. Стихоплет долго корчился, стоя на ногах, потом повалился навзничь и врезался головой прямо в полуоткрытую дверь одного из шкафчиков. Уайти так и остался на месте. Стиснув кулаки, он смотрел, как стихоплет, отчаянно давясь и откашливаясь, пытается перевести дух.

– Мы его убили. Мать твою так, мы, ей-богу, его убили! – прошептал Уайти.

Ларри, бухнувшись на колени, стал молиться и креститься, но тут в легкие стихоплета наконец-то попал кислород, и он выплюнул здоровенный комок клея, покрытый слизью, после чего опять хрипло закашлялся.

– Сволочи! – выкрикнул он с первым свободным вздохом. Цвет лица у него постепенно пришел в норму, и он медленно поднялся на колени. – Сволочи! Грязная белая шваль, подонки! Тупые, злобные уроды!

Уайти Хейнс захохотал от облегчения, а Ларри Крэйги поперхнулся. Его сложенные в молитве руки сжались в кулаки. В смехе Уайти послышались истерические нотки, а стихоплет уже поднялся на ноги и выплеснул на него всю свою ярость:

– Кусок мяса, заводной хрен! Ни одна женщина тебя близко к себе не подпустит! Все мои знакомые девочки над тобой смеются с твоей двухдюймовой пушечкой! Болван без члена, никогда у тебя бабы не будет…

Уайти побагровел и затрясся от бешенства. Он размахнулся и что было силы пнул стихоплета прямо в пах. Тот взвыл и рухнул на колени.

– Врубай радио на полную! – заорал Уайти.

Ларри повиновался. Песня «Бич-бойс» залила коридор, а Уайти принялся молотить и лягать стихоплета. Тот свернулся, как зародыш, бормоча: «Сволочи, сволочи…» – пока на него сыпались удары.

Когда лицо и руки стихоплета превратились в кровавое месиво, Уайти отступил на шаг, упиваясь своей местью. Он расстегнул ширинку, чтобы напоследок окропить поверженного противника теплой жидкостью, и обнаружил, что у него стоит. Ларри взглянул на своего вожака, пытаясь понять, что бы это значило. А Уайти вдруг страшно испугался и взглянул на стихоплета. Тот простонал: «Сволочи…» – и выхаркнул длинный сгусток кровавой слюны прямо на его высокие башмаки военного образца с кованными сталью мысками. Когда до Уайти дошло, что означает его стояк, он опустился на колени возле стихоплета, стянул с него джинсы и боксерские трусы, раздвинул ему ноги и неуклюже вошел в него. Стихоплет вскрикнул, когда в него проникло чужеродное тело; потом его дыхание превратилось в нечто, до странности напоминающее иронический смешок. Уайти кончил и оглянулся за поддержкой на своего приятеля. Птичник все еще пребывал в столбняке. Чтобы облегчить ему задачу, Уайти вывернул ручку приемника до предела. У обоих заложило уши от пронзительных воплей Элвиса Пресли, и Ларри покорно последовал примеру своего вожака.