Уилбур Смит - Лучший из лучших

Богатство ушло, а семью кормить надо. Зуга оглянулся: Алетта сидела на козлах фургона, который тянула упряжка пятнистых черных волов.

Шелковистые волосы жены по-прежнему отливали золотом на солнце, но в глазах застыла задумчивость, а некогда красивой формы губы были поджаты, словно в ожидании неминуемых лишений.

Глядя на Алетту сейчас, невозможно было поверить, что когда-то она была прелестным избалованным ребенком, беззаботной, как бабочка, любимицей богатого отца, которая не думала ни о чем, кроме лондонских журналов мод, доставленных почтовым кораблем, и грядущего бала в блестящем обществе Кейптауна.

Девушку привлекла романтика, окружавшая майора Зугу Баллантайна, путешественника и искателя приключений в отдаленных краях африканского континента. Баллантайн слыл легендарным охотником на слонов, над ним сияла слава недавно опубликованной в Лондоне книги. Все общество Кейптауна восхищалось этим молодым человеком и завидовало Алетте, за которой он ухаживал.

С тех пор прошло много лет, и легендарный ореол несколько померк.

Слабая конституция не позволила Алетте приспособиться к тяготам жизни в Африке, за пределами приятного климата побережья возле Кейптауна, к тому же ее приводили в ужас труднопроходимая местность и грубые люди. Алетта быстро подхватывала лихорадки и заразные болезни, ослаблявшие организм и вызывавшие частые выкидыши.

Всю замужнюю жизнь она провела в состоянии беременности, в малярийном забытьи либо в бесконечном ожидании обожаемого богоподобного героя с золотистой бородой, который уехал за океан или в жаркое, нездоровое сердце Африки, куда она не могла за ним последовать.

Зуга, как обычно, собрался в путешествие к алмазным копям один, намереваясь оставить жену в доме тестя в Кейптауне, где она будет беречь свое хрупкое здоровье и заботиться о детях – лишь двух сыновей ей удалось выносить полный срок. Однако Алетта вдруг проявила несвойственную ей решительность, отвергая любые аргументы мужа, пытавшегося убедить ее остаться дома. Возможно, она предчувствовала то, что должно было произойти. «Я слишком долго была одна», – тихо, но твердо заявила она ему.

Старший мальчик, Ральф, вполне подрос для того, чтобы ехать с отцом впереди фургона и стрелять газелей, стада которых бледно-коричневой дымкой тянулись через заросшие кустарником равнины Большого Кару. На выносливом местном пони Ральф сидел как влитой и стрелял не хуже взрослого.

Младший, Джордан, иногда вел упряжку волов или бродил возле фургона, гоняясь за бабочками и собирая полевые цветы, но большей частью с удовольствием сидел рядом с матерью, слушая, как она читает вслух стихи из маленькой книги в кожаном переплете, и его зеленые глаза восхищенно сверкали от звучания слов, которые по своему малолетству он толком не понимал, а ослепительное солнце превращало его золотистые кудри в ангельский нимб.

Шестьсот миль отделяли мыс Доброй Надежды от копей – Баллантайны проделали это расстояние за восемь недель. Каждую ночь семейство ставило палатку посреди вельда, под безоблачным ночным небом, на котором далекие звезды ослепительно сверкали, словно алмазы, наверняка ожидавшие Баллантайнов в конце пути.

Холодными ночами, сидя возле костра, Зуга говорил так увлекательно, что мальчики с восторгом ловили каждое его слово. Он рассказывал об охоте на слонов и руинах древних городов, о резных изображениях богов и самородном золоте в северных землях – землях, куда он однажды отведет сыновей.

Алетта, закутавшись в теплую шаль, слушала точно зачарованная и, как когда-то в юности, дивилась на странную привлекательность этого мужчины с золотистой бородой, который много лет был ее мужем и тем не менее казался совсем посторонним человеком.

Зуга рассказывал мальчикам, что наполнит их кепки алмазами – большими, сверкающими алмазами, – и тогда они наконец поедут на север.

Алетта снова верила его рассказам, хотя первое разочарование пришло к ней давным-давно. Полный сил и энергии, Зуга излучал такую уверенность, что неудачи и препятствия казались не более чем временными задержками на пути, который он выбрал для своей семьи.

Дни шли за днями, неспешно катясь со скоростью фургона, и превращались в недели – недели путешествия по залитой солнцем равнине, изборожденной высохшими руслами ручьев и усеянной темно-зелеными деревцами верблюжьей колючки, на ветвях которых висели громадные гнезда колоний сухопутных ткачиков – каждое размером со стог сена, они росли, пока не обламывались державшие их крепкие ветки.