Георгий Ланской - Не умирай в одиночку

Наргис я встретил еще один раз. Мы с женой отмечали мое первое повышение по службе. В ресторане, где гуляло человек сорок, я увидел сидящую ко мне спиной Наргис. Она была не одна, и, как мне показалось, я знал мужчину, сидящего рядом с ней. Она улыбалась ему улыбкой счастливой и желанной женщины. Я ненавидел ее в тот момент. Я готов был убить ее.

Наверное, я так и сделал бы.

Но кто-то меня опередил. Когда я качал на руках ее бездыханное тело, я выл от боли, как волк, потому что это было неправильно, неверно. Окровавленный труп с неестественно выгнутой шеей смотрел на меня пустым, стеклянным взором. В том, что осталось от Наргис, не было никакой вычурности и жуткого великолепия смерти, которое демонстрируют нам во всех фильмах. Там покойники ненатурально хороши, их позы всегда изящны, а раны на теле слишком правильны. Я вижу кровь каждый день и знаю, как выглядит смерть на самом деле. То, что осталось от Наргис – жалкая скрюченная фигурка на грязном илистом берегу реки, ничем этого не напоминало.

Я промучился с месяц, а потом все забылось, улеглось и зарубцевалось. Мне иногда снился этот стылый берег реки, скорченная фигурка красивой женщины с тиной в волосах. Но эти сны были мимолетными. А потом в чат со всем змеиным великолепием вползла новая Гюрза – Юлия Быстрова, журналистка с отточенными кислотными фразами, помешанная на рафинированном эстетстве… Как говорил товарищ Саахов – комсомолка, спортсменка и просто красавица.

Моя Гюрза.

Я никогда не мог войти в ее круг. Что бы я ни делал, как бы ни старался. Вначале несколько дежурных фраз, приветы и поцелуи. Потом безжалостные, стегающие камчой, фразы, изгоняющие меня прочь. И казалось бы уже год как я вместе с напарницей занимался скамерством, мог развести на что угодно практически любого мужика… А вот с женщинами эти номера не проходили… Во всяком случае, с нею. Она была слишком умна, слишком хороша и излишне неприступна. А потом мое терпение лопнуло, вместе с размазанным по грязному кафелю тортом и хрупкими розами.

C неба падала какая-то мокрая пакость. Не снег, не то дождь, не то все вместе взятое. Осень, ноябрь. Время умирать…

Дом выглядел неприветливым, с желтыми бойницами-окнами, кое-где зиявшими черными дырами. Видимо, хозяев не было дома, а может быть, они прятались там, за кружевными занавесками, выглядывая поздних прохожих. У подъезда на скамейке находилось нечто, огненно-рыжего цвета, сияющего в свете уличного фонаря. При виде меня нечто грациозно развернулось и, вопросительно мяукнув, понеслось к двери подъезда. Я остановился у дверей и посмотрел наверх. Нависавшая надо мной крыша вопросительно задрожала. Мне показалось, что я услышал прерывистый шепот в трепещущей на ветру березке: «давай, чего же ты ждешь…». Что-то ухало и стонало в такт ветру. Я потянул на себя тяжелую дверь, и кот шмыгнул вперед, обгоняя меня. На площадке первого этажа он отряхнулся и, оглянувшись, вопросительно мяукнул, мол, чего встал, потопали скорее…

Я потопал, озираясь по сторонам в поисках восьмой квартиры. Подниматься вверх было невысоко, квартира оказалась на втором этаже. И только оказавшись на лестничной клетке, скудно освещенной тусклой лампочкой, я понял, какого дурака свалял. Ведь именно на эти темные окна я только что смотрел. Юлии, скорее всего не было дома. А даже если бы и была, она могла попросту не открыть мне дверь. В груди что-то заныло, а потом начало чесаться.

Кот поднял голову и пронзительно мяукнул. Я шикнул на него, а потом раздраженно дернул за дверную ручку. И дверь неожиданно открылась.

Сердце мое словно подпрыгнуло вверх, застряв в горле. Я дважды сглотнул. Кот просочился внутрь, махнув на прощание роскошным рыжим хвостом. Мои ладони вдруг запотели, я вытер их о штаны и нерешительно потянул дверь на себя.

В квартире было темно, пахло чем-то сладким, вроде дыни, но с едкими химическими нотками, явно не природного происхождения. А еще в квартире явно кто-то был. Где-то в глубине квартиры тихо звучала музыка, только звук был странный, глухой и нечеткий, как из подземелья. Кот неожиданно выскочил из коридора и мяукнул, резко, настойчиво и противно.

Тень в глубине квартиры шевельнулась и стремительно понеслась на меня. Музыка тоже приближалась, глухая и угрожающая, с агрессивными басами и воем гитар. Мне показалось, что летящая на меня тень – это ведьма, которая вцепится сейчас когтями в мое лицо и, издевательски хохоча, выпьет всю мою сущность, вывозив жиденькие седые волосенки в крови. На меня вдруг дохнуло смрадом, сыростью и гнилью, как из склепа.