Аллан Фоллсом - День исповеди

Гарри рассказывал — все, что знал, стараясь говорить как можно четче и лаконичнее.

Единственный человек, говорил он, способный пролить свет на убийства кардинала-викария Рима и напарника Роскани, Джанни Пио, а также, вероятно, и на взрыв ассизского автобуса, — это кардинал Марчиано, которого кардинал Палестрина сейчас содержит в изоляции и под реальной угрозой смерти в Ватикане.

Это было известно Гарри со слов его брата, отца Дэниела Аддисона. Этим его знание и ограничивалось — признанием, сделанным одним братом другому. Но это была лишь небольшая часть того айсберга, подробности которого содержались в исповеди, принятой отцом Дэниелом у Марчиано и тайно записанной на магнитофон Палестриной.

После того как отец Дэниел узнал страшные тайны Палестрины, тот приказал убить его, но, прежде чем это было сделано, Яков Фарел, чтобы получить дополнительную возможность для оказания нажима на Марчиано, подбросил отцу Дэниелу улики, сделавшие его первым подозреваемым в убийстве кардинала-викария. А потом, когда Палестрина заподозрил, что отец Дэниел жив, вероятнее всего, именно он через Фарела распорядился устранить Пио, поскольку одновременно с этим убийством Гарри похитили и пытали, желая выведать у него, где же находится отец Дэниел.

— Это тогда сделали запись, в которой вы просите брата выйти из укрытия и сдаться? — спокойно спросил Роскани.

Гарри кивнул.

— Я ничего не соображал после пыток и повторял все, что мне говорили в наушники.

Роскани долго молчал, задумчиво разглядывая американца.

— Но почему?.. — произнес он наконец.

Гарри тоже ответил не сразу.

— Потому что за этим есть кое-что еще. Другая часть исповеди Марчиано…

— Что еще за другая часть? — Роскани резко подался к нему.

— Она касается бедствия в Китае.

— В Китае? — Роскани тряхнул головой, как будто отгоняя непрошеную мысль. — Вы имеете в виду эту страшную эпидемию?

— Да.

— Но какое отношение она может иметь к тому, что происходит у нас?

К этому вопросу Гарри был готов с самого начала. Несмотря на то что Дэнни всей душой любил Марчиано и готов был положить за него жизнь, было безумием надеяться, что втроем — он, Дэнни и Елена — они смогут освободить кардинала. А вот если к этому делу подключится Роскани, у них появится шанс. И к тому же если отбросить любовь, братские чувства и прочие высокие материи, дело было еще и в том, что лишь показания кардинала Марчиано могли помочь снять обвинения с Дэнни, Елены и его самого. Потому-то Гарри решил пойти на такой большой риск и позвонил Роскани, а потом пришел на станцию.

— Учтите, ispettore capo, все, что я говорю, это лишь показания с чужих слов, не имеющие никакой доказательной силы. И мой брат, будучи священником, тоже не сможет ничего рассказать. А вот Марчиано известно все…

Роскани резко откинулся на спинку сиденья и вынул из кармана смятую сигаретную пачку.

— По-вашему получается, что мы попросим кардинала Марчиано, он расскажет нам то, о чем прежде говорил только на исповеди, и все сразу разрешится…

— Не исключено, — отозвался Гарри. — Сейчас его положение совсем не такое, как тогда.

— Вы говорите от его имени? — быстро спросил Роскани. — Вы уверены, что он будет говорить с нами? Что он назовет имена и сообщит факты?

— Нет, я говорю вовсе не от его имени. Я говорю только о том, что ему известно то, чего не знаем мы. И не узнаем, если не вытащим его оттуда и не предоставим ему возможность рассказать обо всем.

Роскани вновь откинулся на спинку. Его одежда была измята, лицо покрыто отросшей щетиной. Он был еще далеко не старым человеком, но сейчас выглядел очень усталым и казался Гарри старше, чем при первой встрече.

— Gruppo Cardinale подняла на ваши поиски полицию по всей стране, — задумчиво сказал он. — Ваши фотографии были во всех газетах, на всех телеэкранах. За вас была назначена очень внушительная награда. Так каким же образом вы смогли добраться от Рима до Комо… и вернуться обратно?

— В этой самой одежде, что на мне сейчас, — одежде священника. В вашей стране очень уважают священнослужителей. Особенно католических.

— Вам помогали?

— Да, несколько человек отнеслись к нам доброжелательно…

Роскани посмотрел на помятую сигаретную пачку, которую давно уже держал в руке, медленно смял ее и изо всей силы сдавил в кулаке.

— Позвольте, я скажу вам правду, мистер Аддисон… Все вещественные доказательства говорят против вас и вашего брата. Даже если я скажу, что верю вам, кто еще со мной согласится? — Он ткнул сжатым кулаком вперед. — Скала? Или Кастеллетти? Или итальянский суд? Или ватиканские министры?