Аллан Фоллсом - День исповеди

— Уси находится на втором озере, — сказал пепельно-серый Марчиано. — Я хочу, чтобы второе оказалось и последним. Я хочу, чтобы вы остановились на этом.

Палестрина взглянул на него с приятной улыбкой.

— Святейший отец справлялся о вашем здоровье, ваше преосвященство. Он хотел навестить вас. Я сказал ему, что вы еще очень слабы и что лучше будет дать вам еще немного времени, чтобы оправиться.

— Хватит смертей, Умберто, — прошептал Марчиано. — Я уже в полной вашей власти. Прекратите кошмар, который творится в Китае. Прекратите его, и я дам вам то, что вы с самого начала желали заполучить.

— Отца Дэниела? — Палестрина вновь улыбнулся, на сей раз снисходительно. — Но ведь вы, Никола, говорили мне, что он мертв…

— Он жив. Если я попрошу, он придет сюда. Отмените последнее озеро и делайте с нами что хотите… Тайна вашего «Китайского протокола» умрет вместе с нами.

— Очень благородно, ваше преосвященство. Но, к сожалению, слишком поздно. В обоих смыслах. Китайцы капитулировали и уже сами просят как можно скорее заключить контракт. Несмотря на это… — теперь улыбка Палестрины была полна высокомерия, — на войне не бывает полумер; план кампании необходимо осуществить до конца… — Палестрина умолк и молчал так долго, что Марчиано стало ясно: этого человека не пронять никакими аргументами. — Что же касается отца Дэниела… Вам ни к чему трудиться и вызывать его, он сам стремится повидать вас. Может быть, сейчас, когда мы с вами беседуем, он уже находится в Риме.

— Это невозможно! — воскликнул Марчиано. — Как он мог узнать, где я и что со мной?

И снова Палестрина улыбнулся.

— Ему рассказал отец Бардони.

— Нет! Никогда! — Марчиано почувствовал, как его захлестывают почти непреодолимые гнев и отчаяние. — Он ни за что не предал бы отца Дэниела.

— Но он это сделал, ваше преосвященство… Возможно, он понял, что я прав, а вы с кардиналом-викарием заблуждались. Что будущность церкви стоит жизни человека, независимо от того, кто он и какое положение занимает. Ваше преосвященство… — Улыбка исчезла с лица Палестрины. — Можете не сомневаться, отец Дэниел придет.

Никогда в жизни Марчиано не испытывал ненависти. Но сейчас он ненавидел, причем с такой силой, какую прежде не мог даже представить себе.

— Я вам не верю.

— Верьте кому хотите…

Палестрина сунул руку в карман своего неизменного священнического пиджака и вынул оттуда небольшой мешочек из черного бархата, затянутый тесьмой, завязанной на бантик.

— В доказательство отец Бардони шлет вам это кольцо…

Положив мешочек на письменный стол, возле которого стоял Марчиано, Палестрина еще раз взглянул на кардинала, повернулся и вышел за дверь.

Марчиано не видел ухода Палестрины. Не слышал, как открылась и вновь закрылась дверь. Его взгляд был прикован к лежавшему перед ним бархатному мешочку. Медленно, трясущимися руками он развязал тесьму и открыл его.

Трудившийся рядом с башней садовник испуганно оглянулся, услышав душераздирающий крик.

Роскани шел в одиночестве по виа Инноченцо III. Утро выдалось жарким, и, по мере того как солнце поднималось, становилось все жарче и жарче. Перед ним находилась станция Сан-Пьетро. Он вышел из машины за полквартала оттуда, приказав Скале и Кастеллетти идти на станцию. Они должны были войти порознь, с разных сторон, один до прихода Роскани, а другой сразу после него. Им надлежало выследить Гарри Аддисона, но ничего не делать, чтобы не вспугнуть его, если только он не бросится бежать. Идея заключалась в том, чтобы предоставить Роскани оперативный простор и дать возможность поговорить с беглецом наедине, в самой спокойной обстановке, насколько возможно, но при этом занять такое положение, чтобы перехватить американца, если он попытается удрать. Никаких других полицейских там не было — ни прикрытия внутри, ни оцепления снаружи. Роскани дал слово.

Гарри Аддисон действовал довольно грамотно. Он позвонил на коммутатор Questura в двадцать минут одиннадцатого и просто сказал:

— Говорит Гарри Аддисон. Меня ищет Роскани.

После этого он продиктовал номер своего сотового телефона и повесил трубку. Засечь, откуда был сделан звонок, не успели. Вообще ничего не успели.

Через пять минут Роскани перезвонил ему из того места, куда его, Скалу и Кастеллетти отвезли сразу же, как только самолет приземлился в римском аэропорту, — из квартиры убитого священника отца Бардони.