Элис Лаплант - Расколотый разум

Ты помнишь это так отчетливо, будто ты и сейчас там стоишь.

– Когда у тебя подходит срок?

– Пятнадцатого мая. Еще через девять недель.

– Ты уже готова, наверное. Как себя чувствуешь? Полагаю, ты в нетерпении.

– Нет. В отличие от моего мужа. Это он мечтает о детях.

Ты смотришь, как эта женщина отреагирует на твои слова. Она высокая, с удивительной выправкой. Спина прямая, золотистые волосы шлемом обрамляют ее лицо, опускаясь до плеч; ты знаешь, что это ее натуральный цвет волос. У висков были мелкие седые пряди – снежно-белые, а не пепельно-серые. Ее одежда с иголочки была идеально отутюжена. Ты застеснялась своих мешковатых хлопчатобумажных штанов, огромной футболки, что топорщилась на твоем круглом животе, стоптанных кед.

Аманда засмеялась:

– Сколько тебе, тридцать пять?

– Тридцать пять. Как раз пора.

Она улыбнулась с хитрецой:

– Мы все еще пытаемся.

Ты даже не попыталась скрыть своего удивления.

– Я так легко не сдаюсь. – Она протянула руку и погладила твой живот – жест, который слишком многим казался уместным.

А ты поняла, что не возражаешь. Это не было бесцеремонно, скорее, тут было другое: тоска и немного трепета. Это и заставило тебя говорить гораздо вежливее, чем ты могла бы.

– Иногда нужно просто двигаться дальше, – говоришь ей.

– Еще нет. Мы еще не сдались.

– А что насчет усыновления? – спросила ты и тут же пожалела об этом. Конечно же, она об этом думала. Как глупо. Ты поняла, что краснеешь. Но она либо не заметила, либо не придала этому значения.

– Нет. Мне нужно больше контроля.

– Довольно странная мысль. – Тебя все больше интересует эта женщина.

– Тем не менее мне нужен именно контроль.

– Но если ты возьмешь грудничка, разве не будет этого достаточно? – Тебя искренне интересовал ее ответ. Ты привстала на цыпочки. Ребенок шевелился и так упирался своими конечностями, что твой живот принимал странные, угловатые формы.

Да и ты можешь взять только что рожденного ребенка. Иногда даже можно присутствовать в родильной палате, чтобы младенец увидел именно тебя первой.

– Все еще недостаточно.

– Чего недостаточно?

– Контроля. Я могу взять на себя воспитание. Но что насчет врожденных качеств? О них никогда не знаешь.

– Но ты же учитель, – возражаешь. – Уверена, ты видишь, как могут отличаться дети из одного квартала, которых растили в одинаковых условиях и кормили одинаково.

– Да, но нужно знать, что именно ты родила это на свет, что бы ни получилось в итоге. Иначе ты оставляешь открытой лазейку для других эмоций, других наклонностей, что могут поглотить твоего ребенка.

– Каких эмоций, например?

– Презрение. Пренебрежение. Банальная неприязнь.

– Давай напрямую. Ты можешь любить ребенка, который будет вести себя ужасно, если будешь знать, что он рожден тобой, но, если ты не знаешь…

– Тогда кто знает, как я на него отреагирую, – закончила за тебя Аманда.

– Как тело отторгает пересаженную почку, – медленно добавляешь ты.

– Именно. А раз не знаешь, как тело на нее отреагирует, зачем рисковать?

– Затем, что людям нужны почки. А ты сказала, что тебе нужен ребенок.

– Сказала. – И то, как она это произнесла, окончательно убедило тебя в ее решении.

– Но все равно что-то не сходится, – возразила ты. – Ты выкидываешь из уравнения одну из неизвестных – половину хромосом. Как же уникальны гены отца? Они тебе точно неподконтрольны.

– Я могу совладать с генами Питера, с любыми их производными.

Ты задумалась над этим. Ты никогда не думала о Джеймсе как о каком-то наборе качеств, с которыми нужно совладать. Конечно же, потом ты поменяла свое мнение.

Женщина замолкла.

– Теперь моя очередь спрашивать. Почему ты не родила раньше? Все дело в карьере?

– Нет. Думаю, дело тоже в контроле. Мне нравится решать все самой. И мне всегда приходилось так жить. Но с ребенком у тебя нет выбора. Когда он голоден, ты обязана его покормить. Если он перепачкается, ты обязана его помыть и переодеть.

– Но разве, будучи врачом, ты не все время удовлетворяешь потребности пациентов? Когда что-то случается во время операции, у тебя нет выбора. Тебе нужно все исправить. В экстренной ситуации ты должна реагировать.

– Это другое дело.

– Почему?

Ты отвечаешь медленно, тщательно взвешивая слова:

– Для этого требуется лучшее, что в тебе есть. Что-то особенное. Не каждый прохожий может сделать пересадку межреберного нерва вместо мышечно-кожного, чтобы восстановить функции бицепса. Или вылечить кистевой тоннельный синдром. Даже специалисты могут облажаться. А ребенок будет любить кого угодно. Дети любят даже самых ужасных, самых испорченных людей. Они привязываются к теплому телу. К знакомым лицам. К источникам пищи. Мне неинтересно, чтобы меня ценили как источник удовлетворения таких примитивных потребностей.