— Привет.
Голос показался ей знакомым. Она подняла глаза, приставила ко лбу ладонь, чтобы заслониться от непривычно яркого солнца, и обнаружила, что перед ней стоит не кто иной, как Билли Пилгрим, вернее, его светлость герцог и так далее. На этот раз вместо гарвардской футболки на нем был отлично сшитый костюм, светло-голубая рубашка и дорогой галстук. Туфли сверкали, волосы были причесаны, а щеки гладко выбриты.
— Вы прямо преобразились, милорд.
— Так вы уже знаете?
— Да, мне очень доходчиво все объяснили. Более того, меня даже уволили за незнание вашей родословной, — довольно холодно сообщила ему Финн.
— О черт! — Блондин был явно расстроен. — Хотите, я поговорю с ними? Я все им объясню. Они поймут, не сомневайтесь.
Последние слова прозвучали весьма твердо. Родословная, о которой упомянула Финн, имела немалый вес, и он об этом хорошо знал.
— Не стоит, — легкомысленно отмахнулась она. — Рано или поздно что-нибудь подобное все равно бы случилось. Это заведение мне и так осточертело.
— Но все-таки я в самом деле могу…
— Не стоит.
Финн вдруг замолчала и озадаченно уставилась на него. На другой стороне улицы женский голос громко говорил что-то по-немецки. Казалось, это сержант командует на плацу, а не мать разговаривает с детьми.
— Это ведь не случайное совпадение — то, что мы сейчас встретились? — подозрительно спросила она.
Пилгрим моментально покраснел. Ему это очень шло. Финн вспомнилось название его лодки. С таким «говорящим» лицом ему точно не стоит играть в карты.
— Да, боюсь, не случайно, — признался Билли.
— Вы знали, что я буду здесь?
— Ну, не именно здесь, но я знал, что сегодня днем вы придете на Грейт-Рассел-стрит. Во всяком случае, надеялся.
— Откуда вы знали? — Финн по-прежнему ничего не понимала. — От Талкинхорна? — сделала она единственно возможное предположение.
Пилгрим кивнул:
— Сэр Джеймс — поверенный нашей семьи. Ну, то есть один из них.
— И в аукционный дом вы тоже пришли не случайно?
— Да. Дело в том, что вы объявлены наследницей по завещанию одного моего родственника. Обстоятельства этого дела довольно странные, и мне захотелось заранее взглянуть на вас.
— И вы знали, что картина — подделка?
— Нет, — качнул головой Билли. — Я всегда считал, что это Ян Стен. Хотя мог бы и догадаться. Половина драгоценностей моей матери оказались фальшивыми. — Он смущенно улыбнулся. — Знаете, наши титулы — это один пустой звук. Не то что в двенадцатом веке, когда мои предки разбойничали вместе с Ричардом Львиное Сердце, побивали полчища сарацинов и все такое.
Он засмеялся.
— Да, тогда жизнь была повеселее, — согласилась Финн. — Так вы правда хотели ее продать? В смысле, картину?
— Хотел. Яхту надо ремонтировать, и корпус не мешало бы почистить, а еще этот особняк в Корнуолле разваливается прямо на глазах. О нем даже Национальный совет по охране памятников не желает слышать, и к тому же он по уши в долгах. Meur ras a'gas godrik dhe'n wiasva ma!
Древний музыкальный ритм, прозвучавший в последней фразе, почему-то напомнил Финн о «Властелине колец».
— Что это за язык? — спросила она, не скрывая восхищения.
— Язык короля бриттов Пендрагона и рыцарей Круглого стола, короля Артура, Тристана и Изольды.
— Корнуоллский?
— Да, корнуоллский, как и я сам, — подтвердил герцог и протянул Финн руку. — Будем считать, что мой маленький обман прощен?
— Да, ваша светлость, — откликнулась Финн, отвечая на рукопожатие.
— Просто Билли, пожалуйста. Вашей светлостью меня величает только Талкинхорн и моя двоюродная бабка Елизавета.
— Двоюродная бабка Елизавета? — недоверчиво переспросила Финн.
— Королева, — пояснил Билли.
— Шутите?
— Нет, к сожалению. Я — один из отпрысков многочисленного выводка Виктории и Альберта. И постоянный источник разочарования для родни. Они все считают, что мне следовало добиться большего. А я даже в поло не играю.
— Какой ужас!
Герцог помахал левой рукой:
— Я, видите ли, левша. А левшам не разрешают играть в поло, за исключением, конечно, кузена Чарльза.
— Принца?
— Его самого, — хихикнул Билли. — Кстати, управлять пассажирскими самолетами нам тоже нельзя.
— Надо же. Никогда об этом не задумывалась.
— Мы самое большое меньшинство в мире. И самое угнетаемое, если не считать Билла Гейтса. Он тоже левша.
— И Билл Клинтон.
— Точно. И Джордж Буш-старший.
— И Микеланджело, — подсказала Финн.
— И Леонардо да Винчи.
Читать дальше