Филипп Делелис - Последняя кантата

Тоблах, 14 августа 1910 года

— Вы называете это мелодией, я полагаю? — спросил Малер Веберна.

— Да, если хотите. Термин не играет большой роли. Единственное, что имеет цену, — это гармония темы.

— Я вижу: нет повторения нот, серия…

— Именно так, серия. Ни одна нота не может быть повторена так, чтобы другие ноты серии не были сыграны. Повторять — значит утяжелить, снизить, обесценить…

— И однако… однако… существуют… слушатели. Им нужны ориентиры. Гармония… вот что они принимают!

— Нет! Тысячу раз нет! Вы забываете об этом шуте Россини, [62] Россини, Джоаккино (1792–1868) — итальянский композитор. Речь идет о его опере-буффа (комической опере) «Севильский цирюльник». избранном публикой! И не просто какой-то там: вашей, моей! Публикой, которая слывет самой большой ценительницей музыки: венцами!

И на последнем слове Веберн хлопнул крышкой фортепьяно. Его лицо непримиримого ангела-хранителя чистоты музыки выражало гнев.

— Подумайте только, Вена пренебрегла самыми великими творениями Моцарта, она аплодировала «Волшебной флейте» потому, что приняла ее за комедию, она отвергла Бетховена и Шумана, но пришла в восторг от Россини с его гротесковыми персонажами и солдафонской музыкой. Вот она, публика!

Малер снова устало опустился на диван. Возможно, Веберн не так уж не прав. Но с другой стороны… Может ли музыкальное произведение существовать без публики? Куда идут эти молодые последователи Шёнберга? [63] Шенберг, Арнольд (1874–1951) — австрийский композитор, музыкальный теоретик, глава так называемой новой венской школы, оказал значительное влияние на музыкальное искусство XX века, учитель Веберна. К закату западной музыки или к ее возрождению?

— Искусство — это… средство общения, — настаивал Веберн, мечтательно глядя в окно.

Крик беркута послышался в тишине уже наступившего вечера. Малер вкратце рассказал Веберну о вторжении птиц и об ужасе, который охватил его:

— Сначала я не понял… потом убедился, что их появление не было случайным. Понимаете ли, уже издавна я для работы уединяюсь в каком-нибудь изолированном домике вроде этого. Дом для работы, где я не живу. Раньше это был Стейбах, там я жил в лачуге посреди луга. Теперь вот здесь. Всегда в каком-нибудь уединенном месте, где, я думал, смогу отстраниться от ужаса мира, чтобы спокойно творить. Какое заблуждение! Какая тщета! За беркутом прямо ко мне последовал ворон. Мое так называемое убежище стало замкнутым полем постоянной борьбы всех против всех! Вот истина: неприступного убежища нет… нигде! Вот что мне открылось сегодня!

Малер склонил голову. Казалось, он подавлен тяготами мира, держать который на своих плечах обязали его, хрупкого Атланта. Веберн сел на табурет около фортепьяно. Скрестив пальцы, он внимательно слушал хозяина дома.

— Я мог бы понять это гораздо раньше! Когда я писал свои «Песни об умерших детях». Альма говорила мне тогда, что это принесет несчастье. И вскоре я потерял мою маленькую Пютци, мою любимицу, мое второе «я». Как называется та сказка Брентано, [64] Брентано, Клеманс (1778–1842) — немецкий поэт и романист. которую я часто читал ей? Я уже не помню… Как раз перед смертью Пютци меня отстранили от директорства в Опере под предлогом экономических трудностей, в то время как на самом деле… на самом деле Вена так и не простила мне, что я еврей.

Малер помолчал, словно удрученный воспоминаниями о том ужасном 1907 годе.

— Между тем… я уже давно принял католическую веру…

— Конечно, это было… необходимо, — согласился с вежливой улыбкой Веберн, — Вена стоит мессы…

— Может быть, но это был искренний шаг…

— Для католической церкви вы не написали ничего…

— Как? Но… «Верую»! Нет, правда заключалась в том, что католическая Вена не забыла о моем еврейском происхождении. Сегодня называют евреем того, кто не принадлежит к храму. Время варваров грядет, Веберн.

Тягостная тишина повисла между собеседниками. За окном, на горизонте, виднелась лишь узенькая полоска солнца. Малер встал, зажег на рабочем столе свечу и попросил Веберна уступить ему место за фортепьяно. Веберн, заинтригованный, быстро перебрался на диван. Малер сел, открыл крышку и левой рукой начал наигрывать мелодию в форме ostinato. [65] Многократное повторение мелодической, ритмической фигуры, гармонического оборота, звука (ит.). Веберн сразу же узнал ее: это было его первое сочинение, «Пассакалья», [66] Пассакалья — песня, позднее танец испанского происхождения. написанное два года назад. Малер продолжил исполнение, и Веберн восхитился его умением переложить это симфоническое произведение для фортепьяно, ведь партитура переложения никогда не была опубликована. Малер закончил последним сильным аккордом, который еще долго звучал.