Ульрих Хефнер - Завет Христа

— Они наткнулись на могилу крестоносца начала двенадцатого столетия, — назидательно сообщил кардинал-префект своему секретарю. — Эта могила, очевидно, содержит предметы, которые могут стать чрезвычайно опасными для нашей церкви, если окажутся в руках фанатичного еретика. Об этом мне сообщил кардинал Боргезе. Он не доверяет вам, и потому лично распорядился о проведении расследования. И, насколько я понимаю, очень хорошо, что он так поступил.

— Я не знал…

— Вот именно! — прикрикнул на своего подчиненного кардинал-префект. — Вы вообще ничего не знаете и ничего не предпринимаете, так как не воспринимаете это дело всерьез и считаете кардинала Боргезе нервным и боязливым малюткой. Вам не хватает уважительного отношения.

Отец Леонардо встал.

— Я прошу прощения за свою дерзость, Ваше Высокопреосвященство.

— У вас будет прекрасная возможность реабилитироваться после проявления такой беспечности. Вы немедленно вылетаете в Иерусалим и встречаетесь там с отцом Филиппо. Он ожидает вас в монастыре францисканцев в Иерусалиме. Он представит вам некое важное лицо, обладающее большим влиянием на нынешнее правительство. Я хочу, чтобы эти раскопки сначала были остановлены, а затем закончены нашим Управлением по делам церкви. Вы меня поняли?

Отец Леонардо покорно согнулся в поклоне.

— Я понял ваше желание, Ваше Высокопреосвященство. Целиком и полностью.

— Тогда приступайте к работе, — заявил кардинал-префект и протянул секретарю руку.

Отец Леонардо схватил его руку и поцеловал кольцо, после чего покинул комнату. Лишь когда дверь плотно закрылась за его спиной, он смог сделать глубокий вдох. Он и правда недооценил кардинала Боргезе. Но гроза рано или поздно проходит и в большинстве случаев снова начинает светить солнце.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Начальник отдела Штефан Буковски нервничал, когда оказывался в тесном лифте, где всегда слегка пахнет средством для мытья унитазов; он нервничал, когда не знал наверняка, что ждет его на совещании; он нервничал, когда ему приходилось отправляться на верхний этаж — этаж начальства. И он просто терпеть не мог свою начальницу, президента земельной уголовной полиции. Эта женщина, которая вот уже почти два года занимала главное кресло в управлении, была ничем иным, как украшением. Марионеткой, подвешенной на нитях политических властителей из министерства внутренних дел, которую черные волки большой народной партии кормили идеями и предписаниями. О реальной работе полицейских она не имела ни малейшего представления.

Собственно, Штефан Буковски с нетерпением ждал дня выхода на пенсию, так как все изменения, которые произошли в полиции за последние десятилетия, отнюдь не улучшили положение дел. Совсем наоборот. Из года в год, от программы к программе, от реформы к реформе все становилось только хуже.

Лифт резко остановился на четвертом этаже. Под крышей располагались лишь архивы и несколько технических лабораторий. Двери со скрежетом раскрылись, и Буковски выскочил в коридор. Кабинет президента, фрау доктора Аннемари Гагедорн-Зайферт, находился в конце длинного коридора. Входная дверь была, как всегда, заперта. Единственная дорога в центр власти вела через приемную. Буковски иногда шутливо называл эту часть этажа «пыточной», ибо где еще можно найти и плаху, и экспонаты кунсткамеры?

Он постучал. Резкое «Секунду!» заставило его замереть на месте.

Буковски скривил губы, сделал глубокий вдох и опустился на один из стульев, расставленных вдоль стены напротив двери, как в приемной стоматолога.

Прошло десять минут, прежде чем секретарша, бледная дама лет тридцати пяти с прической, напомнившей Буковски пучок обесцвеченной веревки, просунула голову в дверь.

— Господин Буковски, — произнесла в нос женщина. — Президент уже ждет вас.

— Так же, как и я, — вздохнул Буковски и встал.

Секретарша переправила Буковски с одного берега своей империи на другой и ввела его в просторный кабинет госпожи Гагедорн-Зайферт. Президент сидела за письменным столом и только на мгновение оторвала взгляд от бумаг, когда Буковски вошел. Он знал, что фамилия Зайферт принадлежала покойному президенту Берлинского апелляционного суда и по совместительству ее супругу, и она по-прежнему добавляла его фамилию к своей девичьей, как некий титул. В свое время их союз можно было назвать скорее объединением двух людей, получивших университетские дипломы, чем браком, поскольку тогда уважаемая госпожа Гагедорн большую часть времени проводила в Берлине, где работала статс-секретарем в Баварском министерстве по федеральным и европейским делам.