Вольфганг Хольбайн: Немезида: От полуночи до часа кошмаров

— Оставь меня, — услышал я слабый, обессиленный шепот Карла, однако его в первый момент никак не мог увидеть. — Я не с ними. Пожалуйста, оставь меня!

Испугавшись, я внимательно осмотрелся в едва освещенном огнем моей зажигалки помещении и, наконец, заметил две фигуры на противоположной стороне. Эд, казалось, уснул. Наклонив голову набок, он сидел на пластиковом стуле, обмякнув и свесив руки, а Карл в нескольких шагах от него стоял на коленях перед обычным кухонным столом, закрыв обеими руками низко опущенную голову. Быстрыми шагами я подскочил к нему и протянул руку, чтобы помочь ему встать, но хозяин гостиницы нагнулся еще ниже, как еж, который выставляет острые иглы на спине, когда хочет защититься от чего-то или кого-то, чего он очень боится. Я обернулся, взглянул назад в надежде, что за мной на кухню вошла Юдифь. Я надеялся, что ситуацию можно будет разрешить, если проявить немного женской чуткости. Но, должно быть, Юдифь осталась в вестибюле, во всяком случае, здесь ее не было, и я, таким образом, был один на один перед сложной задачей успокоить взрослого мужчину, который, в сущности, годится мне в отцы.

— Отпустите меня, о, пожалуйста, отпустите меня, — скулил Карл сдавленным голосом, не глядя на меня. Казалось, он меня не узнал, возможно, он вообще не воспринимал окружающую реальность, а находился со времени обвала в шоковом состоянии, и его обезумевшее сознание переместило его в другую реальность. — Я все для вас сделаю, все, что вы пожелаете, — жалобно стонал он хриплым, но при этом очень пронзительным голосом. — Я заявлю на себя в полицию, в связи с нацистским золотом, я все сделаю… только пожалуйста, не оставляйте меня одного.

— Карл? — я перебил его хаотичный, бессвязный набор слов и осторожно дотронулся до его плеча. — Это всего лишь я, Франк. Что случилось? Вы ранены?

Хозяин гостиницы вздрогнул, а потом взглянул на меня расширенными от страха глазами, Его лицо было бело как стена. Струйки высохшей крови тянулись через все его землистого цвета лицо, вся верхняя часть его тела и руки тоже были выпачканы огромным количеством крови. Я испустил испуганный крик и инстинктивно отшатнулся от него. При этом я наступил на что-то маленькое, что лежал на полу, и оно звякнуло, шаркнув об пол.

Кинжал Наполы!

Мое сердце внезапно замерло в груди, я испуганно смотрел на оружие, лежащее на пластиковом покрытии пола, которое угрожающе блестело в свете моей зажигалки. Кто, черт возьми, принес этот кинжал сюда? Он крепко сидел в спине Стефана, и я точно знаю это, потому что я прикрыл Стефана вместе с кинжалом брезентом, и только после этого я ушел из прихожей и вернулся к остальным. Кто взял его оттуда и кто так сильно ранил им Карла?

Тут я заметил какое-то логическое несоответствие в моих рассуждениях. Я видел, что хозяин гостиницы был весь перепачкан кровью, целой кучей крови, если точнее. Но я не заметил на нем ни одного ранения, из которого могло бы вытечь столько крови.

И тут я взглянул, в страхе увидеть самое худшее, в направлении Эда, которого я принял за спящего, чтобы повнимательнее его рассмотреть. Но худшее, которого я так боялся, было ничто по сравнению с тем, что я увидел, когда поднес к нему на вытянутой руке слабое пламя зажигалки.

Эд без движений полулежал на садовом кресле, но его глаза были широко раскрыты. Его рот был открыт, густая, темная кровь стекала по губам, капала на рубашку, образуя ужасное пятно, размером почти до пояса. Кожа, в тех местах, где она не была испачкана кровью, приобрела серо-желтый цвет. Кто-то перерезал ему горло и вырезал на лбу свастику.

Это было уже слишком для меня. Внезапно все вокруг меня начало вращаться. Я уронил зажигалку и, едва держась на ногах от слабости, задыхаясь, склонился над раковиной. Там дрожащей рукой я открыл кран, надеясь, что холодная вода остановит рвотный позыв и успокоит тошноту, но это не помогло. Стресс прошедшего дня, смерть адвоката, убийство Стефана, обвал, падение в шахту, постоянные приступы мигрени, два обморока, безумные истории, видения, фантазии, эмоциональные перегрузки — все это давно уже превысило предел того, что я мог вынести, и уже приближалось к той точке, когда отказывают тело и душа. Я чувствовал, что я не далек от того, чтобы впасть в кому, из которой я уже никогда не вернусь, чтобы защитить себя от всего того, что эта жизнь — эта проклятая ночь! — еще могла мне преподнести. В моем желудке начались сильные спазмы. Меня вырвало в раковину, и я мешком плюхнулся на задрожавшие колени.