Вольфганг Хольбайн: Немезида: От полуночи до часа кошмаров

Стефан и Эд(уард) конфисковали в гостиной одну из клетчатых скатертей и накрыли ею труп Флеминга, что вызвало живейший протест хозяина гостиницы, который, очевидно, боялся за свой ценный реквизит, однако хозяин моментально заткнулся, после того как Стефан бросил на него угрожающий взгляд. В конце концов мы бережно закрыли раздвижную дверь и вернулись на свои места, чтобы поджидать карету «скорой помощи».

Оставалась рутина, и это еще мягко сказано. Нельзя сказать, что я имел опыт в подобных вещах. Возможно, за исключением Элен (доктора Элен, поправился я в своих мыслях, но это не сделало ее для меня более симпатичной), этого опыта не имел никто в нашей компании. Но каждый из нас видел довольно детективных кинофильмов, чтобы знать, как вести себя в подобной ситуации. Не уходить, ничего не хватать, ничего не менять, прежде чем полиция, врачи, служба спасения, зондеркоманда, ОМОН, ударный отряд Американских Вооруженных сил или еще какая-нибудь официальная сила не прибудет.

В холле гостиницы повисло странное, далекое от приятного настроение, пока мы ждали карету «скорой помощи», которая все не ехала, да и не должна была приехать, но об этом пока еще никто не знал. Никто из нас лично не был знаком с Флемингом, наше знакомство с ним было ограничено несколькими телефонными звонками и двумя-тремя письмами, и, судя по всему, я был тут не единственный, кто испытывал к нашему неизвестному благодетелю солидную долю недоверия. Я, как, впрочем, и все остальные, довольно спокойно отнесся к тому, что этот человек погиб на наших глазах. Все-таки люди довольно эгоистичные.

— У кого-нибудь есть предложение, что нам делать, если никто, кто мог бы заменить Флеминга, так и не появится? — спросил Стефан, потягивая пиво из своего (наверное, уже третьего, если я не ошибаюсь) стакана. Он обвел наши лица внимательным взглядом своих темных глаз, которые уже не показались мне такими пустыми и глупыми, как в первый раз. Однако, казалось, он не ждет ответа на поставленный вопрос. Гораздо сильнее было возникшее во мне неприятное чувство, что меня пытается смерить с ног до головы настоящий враг, который старается найти слабое место в моей защите. Ну вот, началось! — подумал я. И хотя, скорее всего, это прошло гораздо раньше, чем как следует началось, все же я почувствовал слишком сильную враждебность, какое-то гудение, как у горца в моем любимом фильме. Останется только один…

Я улыбнулся своим мыслям, которые вызвал лишь слегка враждебный взгляд Стефана и вопросительное выражение лица Юдифи. Не буду утверждать, что я прирожденный пацифист, но с тех пор, как я прибыл в это гостеприимное местечко, я начал как-то милитаристски мыслить, что раньше было для меня совершенно не характерно.

Ни у кого не было никаких идей. Впрочем, скорее всего, это означало следующее: у меня были какие-то идеи, но они мне самому нравились не настолько, чтобы я мог ими поделиться. Я был совершенно уверен, что у моих соратников вполне хватит фантазии на аналогичные мысли, пусть уж лучше они ими поделятся, мне больше не хотелось себя подставлять. Так что я оставил свое мнение при себе. Могу сказать, что я не особенно удивился, что первой высказалась Элен. Она повернулась к хозяину и сказала:

— Полагаю, у вас есть здесь для нас номера?

Надеюсь, она не заметила, как я непроизвольно вздрогнул. Я не мог себе позволить снять номер. Даже если бы это был курятник.

— К сожалению, у нас мало одноместных номеров, — ответил Цербер. Вряд ли нужно говорить, что при этих словах на его лице появилось подобие услужливой улыбки. Вместо того чтобы сказать здесь какую-то непристойность (а я руку даю на отсечение, что именно это он и собирался сделать), он покачал головой и продолжил: — Это и не понадобится. Там, наверху, в интернате, зарезервированы комнаты для всех вас.

Интернат? Мы с Юдифью непонимающе переглянулись, в ответ на мой взгляд она лишь пожала плечами и посмотрела на меня с выражением какой-то мрачной беспомощности в глазах. Быстрый взгляд вокруг показал мне, что остальные поняли не больше нашего.

— Это в монастыре, — кивком головы Цербер показал в сторону входной двери. — Руины там, на горе. Разве вы не видели?

Все молча, не сговариваясь, кивнули головами, за исключением Марии, которая продолжала делать то же, что и все время до этого момента — она присутствовала здесь и одновременно каким-то чудом витала еще где-то.

Цербер продолжал:

— В этом монастыре долгое время, еще и несколько лет назад, была дорогая частная школа. Сейчас здание пустует, но время от времени они сдают некоторые комнаты.