Пол Сассман - Пол Сассман Исчезнувший оазис

Он подмигнул ей и направился через поляну, в дремучие заросли акаций и тамариска, среди которых попадались пальмы, ивы, инжир и даже высокий раскидистый платан. Воздух был теплым, но приятным, без зноя. В нем разливались ароматы тимьяна и жасмина, порхали бабочки, птицы и огромные яркие стрекозы. Сквозь кроны деревьев тянулся парчовыми полосами солнечный свет, сверкающие ручейки сбегали среди корней, где-то исчезая, где-то сливаясь в прозрачные озерца, усеянные чашечками голубых и белых водяных лилий.

— Глазам своим не верю, — сказала Фрея, любуясь райской красотой. — Это что-то сказочное!

Флин озирался с таким же изумленным видом.

— Понимаю, — сказал он. — В Лувре хранится фрагмент надписи, где это место зовется «уэхат ресут», то есть «оазис мечты». Теперь мне ясно почему.

Ущелье постепенно расширялось, дорога пошла в гору, кругом стали попадаться стены, статуи и каменные блоки, покрытые иероглифами. Одни сохранились отлично, другие растрескались, покосились и попадали из-за эрозии или корней, которые, как тараны, всюду прокладывают себе путь. Случайное на первый взгляд нагромождение построек вовсе не было таковым. Совсем наоборот, когда-то давно они составляли единое архитектурное пространство из улиц, зданий, дворов и памятников, расположение которых до сих пор угадывалось даже под покровом поглотившей их растительности.

— Потрясающе! — произнес Флин севшим от волнения голосом. — Я всегда думал, что тексты преувеличивают, называя Зерзуру городом, но теперь вижу: это чистая правда!

Перед путниками раскинулся луг, пестрящий яркими маками и васильками, по которому важно сновали ибисы и белые цапли, галдя и тыча клювами в землю. Скальная площадка, заметная еще у выхода из туннеля, парила над деревьями, как некая гигантская сцена, и на ней отчетливо виднелся пилон с фотографии Руди Шмидта. Фрея и Флин полюбовались на него издали, а потом зашагали дальше, по заросшей травой дорожке из мраморных плит, пролегавшей посереди не луга. Вдольнее тянулись два ряда каменных сфинксов вперемежку с обелисками. «Должно быть, здесь проходили торжественные процессии», — подумал Броди.

Через пятьдесят метров — посреди луга — Фрея вдруг остановилась и схватила Флина за руку:

— Вон он!

Справа, на склоне ущелья, теснилась густая пальмовая роща. Там, едва заметный среди изогнутых ветвей, торчал изодранный хвост самолета, а между стволов бликами просматривались бока фюзеляжа.

— Есть! — произнес Флин.

Аллею пересекала заросшая мощеная улочка, которая вела прямиком в рощу, так что Фрея и Флин свернули на нее и, миновав шеренгу гранитных скарабеев на постаментах, поравнялись с деревьями. Пройдя сквозь рощу, они очутились на небольшой солнечной поляне. На ней лежал «Ан-24», похожий на выброшенного на берег кита — белый, истерзанный и зловеще безмолвный, увитый спутанными побегами плюща и бугенвиллеи.

Учитывая, что самолет упал брюхом на вершину плато и затем рухнул на дно ущелья с высоты в сотню метров — на камнях еще виднелись царапины от его падения, — корпус на диво хорошо сохранился. Правое крыло, конечно, полностью оторвалось и куда-то пропало, как и половина левого, а винт оставшегося двигателя сильно искорежило, да и посреди днища зияла рваная Дыра, словно гигантский хищник отхватил от него кусок, но в остальном корпус был более-менее цел: хвост непокорно торчал среди ветвей, а нос сплющился о каменную голову огромного сфинкса.

— Чтоб меня, — оторопело буркнул Флин.

Они зашли самолету в тыл. В тени хвоста обнаружились три прямоугольные насыпи с грубыми деревянными крестами в изголовьях. Поблекшие надписи фломастером гласили: «Курт Рейтер», «Джерри Вейл», «Омар Шариф (?)».

— Видимо, Шмидт их похоронил, — сказал Флин. — Не хочется ему сочувствовать, учитывая, что он вез полцентнера урана Саддаму Хусейну, и все-таки… Он пережил сущий кошмар.

Фрея попыталась представить, через что прошел Руди Шмидт — как в одиночку, испуганный и наверняка раненный, он рыл могилы, перетаскивал к ним трупы с самолета…

— Интересно, долго он здесь пробыл?

— Судя по всему, не день и не два, — ответил Флин, кивая на черное кострище, вокруг которого во множестве валялись консервные банки. — Думаю, он неделю, а может, и дольше, прождал спасателей, а когда никто не появился, решил попробовать в одиночку добраться до цивилизации. Правда, как он отсюда выбрался — понятия не имею. Уж точно не тем путем, каким пришли мы.