Они побрели дальше. Подошвы гулко шлепали по каменному полу, змеи на стенах как будто двигались с ними вровень, извивались на стенах и потолке. В неровном, прыгающем свете фонаря казалось, будто аспиды движутся, скользят, разевают пасти, что совсем не прибавляло спокойствия. Эффект усиливали темнота, форма туннеля и тягостная, давящая атмосфера. Не раз путешественникам приходилось замирать на месте и оглядываться — до того убедительной была эта иллюзия, плод воображения, своего рода подземный мираж. Туннель с полкилометра тянулся по прямой сквозь скалистую толщу, словно кто прочертил его по линейке, а потом начал подниматься вверх — сначала постепенно, потом круче, пробиваясь на поверхность. Путники прошли еще несколько сот метров (в совокупности, с учетом лестницы, преодолев больше километра в недрах Гильф-эль-Кебира), как вдруг Флин резко остановился, схватил Фрею за руку и выключил фонарь.
— Ничего не замечаешь? — раздался в туннеле его голос.
Поначалу она ничего не увидела — на глаза словно набросили плотную повязку. Привыкнув к темноте, Фрея заметила вверху, над головой, тонкую, еле различимую нить света, не больше трещины в окружающем мраке.
— Что это? — спросила она. — Дверь?
— Ну, либо она очень узкая, либо до нее чертовски далеко, — ответил Флин. — Пойдем!
Он снова зажег фонарь и пошел вперед. Оба прибавили шаг, мечтая поскорее вырваться из тесной каменной норы. Коридор уходил вверх, стены неуловимо расширялись, потолок поднимался, так что там, где раньше Флин с Фреей еле протискивались бок о бок, теперь хватило бы места троим. Они затрусили вперед, потом перешли на бег, заспешили навстречу солнцу и чистому воздуху. Их уже не заботило, куда выведет туннель и что ждет в конце пути, — только бы выбраться.
Однако сколько коридор ни расширялся, как путники ни ускоряли шаг, нить света не становилась ярче или толще, а просто висела где-то в вышине — призрачная полоска, которая одновременно и манила, и не подпускала к себе.
— Да что же это такое?! — Флин не выдержал и помчался во весь опор, освещая лучом фонарика тропку под ногами, однако свет так и оставался мучительно-недостижимым. Броди сделал последний рывок, словно хотел застать трещину врасплох, не дать ей сомкнуться. Несколько секунд туннель сотрясался от его гулкого топота, а потом раздался жуткий треск и глухой удар: что-то мягкое упало на что-то твердое. Фонарь звякнул и откатился в сторону, его луч ярким пятном заскользил по камню. Фрея замедлила бег, вгляделась в темноту.
— Флин, что случилось?
В ответ раздался стон.
— Ты живой?
Броди вяло выругался, нащупал фонарь и посветил перед собой. Археолог навзничь лежал на полу, оторопело помаргивая, как боксер после особенно коварного хука справа. Прямо перед ним находилось то, что вызвало столь резкую остановку: тяжелые деревянные двери, меж створок которых пробивался волосок света, ведший их сквозь темноту.
— Ничего не разбил? — спросила Фрея, протягивая Броди руку.
— Не знаю, — пробубнил тот и тяжело оперся ей на плечо. — Представь, каково врезаться в эту чертову дверь. Словно огрели…
Он так и не смог описать, чем именно его огрели, и умолк, ощупывая лоб. Так прошло секунд десять. Затем Флин с озадаченным видом взял у Фреи фонарь и поводил по дверям лучом.
Створки крепились к бронзовым петлям, вделанным в стены туннеля, — высокие, арочные, почти идеально подогнанные. Их верхние полукружия вписывались в изгиб проема, за исключением малой щели. Увидеть, что находилось за ними, было невозможно. Зато звук они задержать не могли.
— Слышишь?
Снаружи чуть уловимо щебетали птицы, тихо журчала вода. Флин прижался к щели, силясь хоть что-нибудь разглядеть, но напрасно. Археолог нацелил луч фонаря на засов, что лежал поперек двери. Вокруг него вилась грубая бечева, скрепленная глиняной печатью с оттиском, который еще три дня назад ни о чем бы Фрее не сказал, а теперь был знаком до боли: контур обелиска с символом седжета внутри.
— Надо же, целая, — произнес Флин, постучав по печати. — В эти двери четыре тысячи лет никто не входил.
— Думаешь, там оазис?
— Ну, это вряд ли возможно, учитывая, что я час назад пролетал над этим самым местом и ни черта не увидел. С другой стороны, из всей истории с «уэхат сештат» мне стало ясно одно: первый взгляд почти всегда обманчив. Пожалуй, остался один способ проверить, что там. — Броди извлек из заднего кармана перочинный ножик, прижал лезвие к веревке и замер, не желая портить столь древний артефакт, но потом перерезал ее и вытянул концы.
Читать дальше