Аллан Фолсом - День исповеди

— У меня?

— Да.

— Я же говорил, что был карабинером.

— Был, но ведь сейчас ты там не служишь.

— Но числюсь в запасе… — Марко вдруг резко обернулся вперед. — Эй, Лука, сестра Елена интересуется, куда мы едем.

— На север.

Марко скрестил руки на груди, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

— Вздремну-ка я, пожалуй, — сказал он Елене. — И ты тоже поспи. Нам еще долго ехать.

Елена несколько секунд смотрела на него, потом перевела взгляд на сидевшего за рулем Луку. Тот как раз прикуривал, и огонек зажигалки на мгновение вырвал из темноты черты его лица. Еще когда он помогал выносить носилки, Елена заметила, что куртка у него оттопыривается, и утвердилась в своих более ранних подозрениях, что вооружен не только Марко. И еще она не сомневалась, хотя и об этом тоже никто не говорил, что Пьетро, дежуривший утром, сейчас ехал за ними на своей машине.

Майкл Роарк, лежавший рядом с ней, тоже закрыл глаза. Елена вдруг задумалась, снятся ли ему сны, и если снятся, то что он в них видит. И знает ли он, куда его везут. Или он точно так же, как она сама, просто едет в темноте неведомо куда в обществе двоих вооруженных незнакомых мужчин.

И еще она уже не в первый раз задумалась о том, кем же он мог быть прежде, если ему нужна такая охрана. И вообще кто он такой.

Внезапно он почувствовал, что его тела касаются сотни крохотных лапок. Очень легких и очень проворных. Похоже, принадлежавших грызунам. Сделав усилие, которое показалось ему сверхчеловеческим, Гарри открыл один глаз и увидел их. Это были не мыши. Крысы.

Они сидели у него на груди, на животе, на обеих ногах. Сразу очнувшись, Гарри закричал. Вернее, заорал. И попытался стряхнуть их с себя. Несколько действительно соскочили, а остальные лишь крепче вцепились в одежду. Задвигали ушками. И уставились на него красными точками глаз.

Лишь тогда он почувствовал вонь.

И вспомнил, как его скидывали в канализационный коллектор.

Потом до его сознания дошел плеск стремительно бегущей воды, он почувствовал, что весь мокрый, и понял, что лежит на отмели, окруженный водой. Заставив себя немного приподняться, он повернул голову и единственным своим глазом увидел, что крыс много. Сотни! Правда, они сидели чуть поодаль, на сухом берегу. И смотрели на него и ждали. Вот почему до него добралось лишь несколько штук. Им тоже не нравилась вода. Лишь самые отважные решились пуститься вплавь к человеку, лежавшему посреди маленькой тихой заводи.

Наверху круглился каменный свод, сложенный, вероятно, еще в античные времена. По бокам возвышались стены из такого же камня, с вкраплениями пятен бетона, изъеденного сыростью и временем. А мутный полумрак, благодаря которому Гарри мог хоть что-то видеть в нескольких шагах от себя, создавался светом висевших на изрядном расстоянии одна от другой слабых электрических лампочек.

Мог видеть…

Он мог видеть!

Хоть немного, но мог.

Откинувшись на спину, он чуть прижмурил правый глаз, и внезапно все вокруг расплылось. С секунду он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, а потом, вновь собравшись с силами, открыл левый глаз.

Чернота. Ни проблеска, ни очертания.

Он сразу же открыл правый глаз и вновь оказался в мире предметов. Полумрак с пятнами тусклого света. Каменная кладка. Бетон. Вода.

Крысы.

Он заметил, что парочка из них приблизилась почти вплотную к его правому глазу. Они поводили носами. Скалили зубы. Храбрейшие из храбрых. Как будто они знали: стоит вырвать этот глаз, и он уже ничего не увидит. И окажется в полной их власти.

— Убирайтесь! — выкрикнул он и попытался подняться.

И почувствовал, как они вцепились коготочками в его одежду, чтобы удержаться на месте.

— Убирайтесь!!! Убирайтесь!!! Проваливайте к чертовой матери!!!

Он принялся ворочаться с боку на бок и продолжал вопить; его голос гулко отдавался под бетонными сводами. Он пытался стряхнуть с себя этих тварей. А потом почувствовал, что оказался в более глубокой воде, которая сразу же поволокла куда-то его тело. Течение отрывало крыс от него. Явственно слышал слабый, но отчаянный писк, с которым они пытались перебороть поток, вылезти на берег и не утонуть. В ответ доносились повизгивания сотен других крыс, переживавших за попавших в беду товарок и сострадавших им. Он открыл было рот, испустил еще один истошный нечленораздельный вопль и попытался набрать в грудь воздуха. Но вместо воздуха глотнул воды и чуть не захлебнулся, а течением его уже несло прочь. Он отчетливо осознавал лишь одно — эта грязная вода имела вкус и запах крови. Его собственной крови.