Аллан Фолсом - Завет Макиавелли

Вашингтон, округ Колумбия,

клиника Университета Джорджа Вашингтона,

отделение реанимации. 22.10

Сердце Николаса Мартена стучало глухо, как большой барабан, упрятанный где-то глубоко под сводами грудной клетки. В неровном дыхании слышались хрипы и какое-то шуршание, как на звуковой дорожке фильма; в эту звуковую дорожку вплеталось и тяжелое дыхание Каролины.

Николас посмотрел на нее снова — в десятый раз за последние пять минут, наверное. Веки по-прежнему опущены, ладонь в его руке легкая и мягкая. Безжизненная, как перчатка. Пустая перчатка.

Сколько уже он здесь, в Вашингтоне? Два дня? Три? Вылетел из дома в Манчестере — добрая старая Англия… Почти сразу после звонка Каролины, просившей приехать немедленно. Что случилась беда, он понял сразу, только услышав голос. В нем звучали ужас и беспомощность: острая стафилококковая инфекция, не поддающаяся лечению. Несколько дней до неотвратимой смерти.

Но кроме потрясения в голосе слышалось что-то еще. Страх и ярость. «Меня заразили», — сказала она, переходя на шепот, будто боясь, что подслушают. Несмотря на все заверения врачей, она была уверена — возбудитель смертельной инфекции достался ей не случайно. Когда, судя по звуку, в палату кто-то вошел, страстная мольба оборвалась — Каролина повесила трубку. Надо лететь в Вашингтон.

Он не знал, что и думать. Каролина до смерти перепугана, и не только болезнью. Совсем недавно погибли ее муж и двенадцатилетний сын: разбился частный самолет у побережья Калифорнии. Мартен не мог предположить, основательны ли ее подозрения. Когда человеку приходится пережить такое… Как бы то ни было, она серьезно больна и нуждается в нем. И, судя по ее голосу, лучше поторопиться.

В тот же день он вылетел из Манчестера в Лондон, оттуда в Вашингтон, из аэропорта Даллес на такси домчался до больницы и только потом взял номер в гостинице поблизости. Каролина знала, кто он такой на самом деле и чем рискует, возвращаясь в Соединенные Штаты, но об этом не говорили. Да и зачем? Она никогда не попросила бы, не случись настоящая беда.

Вот он и вернулся в страну, откуда бежал, спасаясь от гибели — и спасая жизнь своей сестры. Вернулся через много лет, когда их жизненные пути далеко разошлись; вернулся потому, что Каролина так и осталась единственной настоящей любовью его жизни. Никакую другую женщину он не любил так сильно, хотя и затруднился бы описать свои чувства. И еще он знал, что Каролина по-своему любит его не меньше, хотя была счастлива замужем.

Мартен поднял голову, когда дверь в палату внезапно распахнулась; вошла полная медсестра в сопровождении двух мужчин в темных костюмах. Первым подал голос широкоплечий брюнет.

— Вам придется уйти, сэр, — произнес он вполне уважительно.

— Нас посетил президент, — добавила медсестра, будто в один миг сделалась начальницей темных костюмов. Агентом секретной службы.

В этот момент рука Каролины сжалась; Мартен глянул в ее открытые глаза. Ясные, молодые, как в день их первой встречи. Тогда оба учились в школе и обоим было по шестнадцать лет.

— Я тебя люблю, — прошептала она.

— Я тоже, — шепнул он в ответ.

Мгновением позже Каролина прикрыла глаза, рука расслабилась.

— Пожалуйста, сэр! Вам пора, — сказал первый агент.

Через порог переступил высокий, худощавый, седеющий джентльмен в темно-синем костюме. Президент Соединенных Штатов Джон Генри Харрис, незачем гадать.

— Пожалуйста, — попросил Мартен, глядя ему прямо в глаза, — дайте нам минуту… наедине. Она только что… — Тут горло у него перехватило. — Только что умерла.

— Да, конечно, — ответил президент после секундной паузы, негромко и почтительно.

Он вышел из комнаты. Повинуясь его жесту, агенты секретной службы удалились вслед за ним.

Тридцать минут спустя Николас Мартен брел опустив голову по безлюдным в воскресный вечер улицам. Он почти не отдавал себе отчета в том, куда направляется.

О Каролине он старался не думать. Гнал от себя боль утраты, но безуспешно. И трех недель не прошло со дня смерти ее мужа и сына, и вот теперь сама Каролина… Меньше всего хотелось размышлять о смертельной инфекции и о злом умысле.

«Меня заразили». Голос прозвучал в голове Мартена как наяву. Страх, мука и гнев звенели, как и тогда, в телефонной трубке, далеко отсюда — в Манчестере…