Хизер Гуденкауф: Бремя молчания

Всю жизнь меня окружали мужчины: братья, отец, Луис и, конечно, Гриф. В школе я тоже дружила почти исключительно с мальчишками. Мама умерла, когда мне было семнадцать, но даже при жизни она находилась где-то на периферии моего мира. Жаль, я почти не обращала внимания на то, как мама держалась и одевалась. В памяти сохранились отдельные нечеткие картинки. Мама никогда не носила брюк, а только длинные юбки. Она часто сидела, закинув ногу на ногу. Каштановые волосы она элегантно укладывала на затылке. Маме никак не удавалось научить меня одеваться со вкусом, краситься и сидеть, как подобает настоящей леди. Зато она запрещала мне стричься. В знак протеста я собирала волосы в примитивный конский хвост, а сверху нахлобучивала бейсболку. Теперь я жалею, что не переняла у мамы манеры тщательно красить губы и чуть-чуть прыскать духами на запястья. Помню, как она склонялась к отцу, что-то шептала ему на ухо, и он улыбался. Ей удавалось успокоить мужа, лишь положив холеную руку ему на плечо. Мама всегда оставалась для меня загадкой — как и моя молчаливая дочка. Калли обожает расчесывать волосы после купания — она подолгу любуется своими ноготками, которые я довольно неумело ей крашу. Растить дочку — все равно что получить во владение карту острова сокровищ, от которой оторваны важные куски. Бывало, я сидела и внимательно наблюдала за Калли, любуясь ее движениями, ее жестами. Когда она еще говорила, она хотя бы давала понять, чего она хочет или что ей нужно, а сейчас я только гадаю, ошибаюсь и надеюсь на лучшее. Я стараюсь жить так, словно с моей Калли ничего не происходит, словно она — обычная семилетняя девочка, которую не обсуждают на школьных педсоветах. Стараюсь не обращать внимания на то, как переглядываются соседи. Наверняка шепчутся за моей спиной, что у Кларков девочка «со странностями».

Мне хочется заглянуть к Калли, но кто-то по-прежнему настойчиво колотит в нашу тяжелую дубовую дверь, поэтому я спешу вниз. Старые, покоробленные половицы скрипят под моими босыми ногами. Я открываю и вижу Луиса и Мартина Грегори, отца Петры. В последний раз Луис был у меня дома три года назад. Правда, тогда я его почти не запомнила, потому что упала с лестницы и лежала в полубессознательном состоянии.

— Здрасте, — неуверенно говорю я. — Что стряслось?

— Тони, Петра не у вас? — спрашивает Луис.

— Нет, — отвечаю я и кошусь на Мартина. На секунду лицо у него вытягивается, но он тут же вскидывает вверх подбородок.

— А можно мне поговорить с Калли? Вдруг они с Петрой… — Мартин колеблется. — Мы нигде не можем найти Петру, вот и подумали: может, Калли знает, где она?

— Да, конечно! Входите, пожалуйста! — Я веду их в гостиную. Замечаю на журнальном столике пивные банки, поспешно хватаю их, бегу на кухню и выбрасываю в мусорное ведро.

— Сейчас разбужу Калли. — Я бегу наверх, перескакивая через две ступеньки. Мне очень жалко Мартина и Фильду. Я зову: — Калли, Калли, просыпайся, детка, мне нужно с тобой поговорить! — Взбежав на второй этаж, вижу Бена. Он стоит на пороге своей комнаты. Он без рубашки, я замечаю, что его рыжие волосы не мешает подстричь. — Доброе утро, Бенни. Петра потерялась. — Я подбегаю к спальне Калли и распахиваю дверь. Постель смята, на полу валяется игрушечная обезьянка. Обезьянка смотрит на меня и улыбается. Озадаченная, я застываю на месте, но тут же разворачиваюсь кругом. — Бен, где Калли?

Он пожимает плечами и уходит к себе. Я быстро осматриваю спальню для гостей, мою спальню, комнату Бена. Спешу вниз.

— Ее тоже нет!

Я пробегаю мимо Луиса и Мартина, по скрипучим ступенькам спускаюсь в подвал, включаю свет. В подвале прохладно и сыро. Все опутано паутиной, во всех углах коробки. У стены стоит старая морозилка. Невольно прижимаю руку к сердцу. Наверное, все слышали страшилки про то, как дети играли в прятки, залезли в старый холодильник, а потом не сумели выбраться оттуда… Время от времени я вспоминаю об этом и велю Грифу выкинуть старье. Но до сих пор мы так и не удосужились выбросить морозилку. Я быстро откидываю крышку. В нос бьет запах плесени… Пусто! Отдышавшись, я возвращаюсь на кухню. Луис и Мартин выжидательно смотрят на меня. Я молча распахиваю дверь черного хода. Оглядываю наш просторный задний двор, бегу на опушку леса, вглядываюсь в тени под деревьями. Задыхаясь, бегу назад, домой. Луис и Мартин ждут меня за сетчатой дверью.

— Ее нет.

Луис внешне невозмутим, Мартин очень встревожен.

— Скорее всего, они вместе где-то играют. Ты не знаешь, где они могут быть? — спрашивает Луис.