Однако на этот раз мне не удалось померяться силами с коварной красавицей, так как присутствие Франсуаз нарушало интимность нашего общения. Поэтому разговор окрасился иным стилем. Мне предстояло стать свидетелем беседы двух современных деловых женщин, каждая из которых прекрасно знает себе цену и ни в грош не ставит мужиков.
Поэтому я откинулся в кресле и полузакрыл глаза.
— Этого человека зовут Рендалл, некто Уесли Рендалл, — голова Франсуаз была слегка наклонена книзу, а в серых глазах теплилось то выражение, которое ни разу не получалось у меня, хотя я несколько раз пытался его повторить, стоя перед зеркалом. — Вам приходилось слышать это имя, Лиза?
Это была первая изгородь, которую предстояло перемахнуть нашей лошадке. Билли Уорнтон, судебный репортер, чья колонка несколько раз в месяц появляется в «Геральде», подробно поведал нам о том, как Кларенс Картер был выпущен под залог. Совиноглазка присутствовала в зале суда, когда адвокат старого банкира размахивал перед подслеповатыми глазами судьи подписанными показаниями Уесли Рендалла.
К сожалению, Билли не упомянул о том, что именно в этот момент Лиза Картер упала в обморок, истошно закричала или бросилась вон из зала, заливаясь слезами. Возможно, на его маленькие хитрые глазки и попалось что-нибудь с помощью чего можно было бы догадаться о реакции красавицы на предательство любовника — жест, вполголоса оброненное слово, поворот головы, — но репортер не упомянул ни о чем подобном, а я счел за лучшее не задавать ему наводящих вопросов, чтобы не дать проныре понять больше, чем ему полагалось.
— Этот человек выдавал себя за друга Кларенса, не так ли? — длинные пальцы Лизы подперли подбородок, в голосе звучало праздное любопытство. — Клар несколько раз брал меня в его дом, — она чуть приподняла и отбросила назад плечи. — Но мне там не понравилось. Этот Рендалл не произвел на меня впечатления. Он слишком влюблен в самого себя, мне так показалось.
А тебе бы хотелось, чтобы он был влюблен в тебя.
— Вы были любовниками, — констатировала Франсуаз.
Лиза слегка приподняла брови, потом кивнула.
— Какое-то время. Он может быть довольно мил, если этого захочет. Нам было хорошо вдвоем, но потом он мне наскучил. Как я уже сказала, он слишком влюблен в самого себя.
Прекрасно, не правда ли. А теперь представьте, что это я вот так просто говорю ей в глаза, что человек, который организовал широкомасштабный шантаж по отношению к ее семье, в то же самое время является ее любовником. Сначала она бы возмутилась, может быть, рассмеялась, потом стала бы расспрашивать, откуда у меня могли возникнуть такие нелепые подозрения, а закончила бы вопросом, нахожу ли я ее сексуально привлекательной. Можете мне поверить, все произошло бы именно так.
Причина этого, пожалуй, кроется в том, что каждая женщина в глубине души слишком низко оценивает мужчин.
Но раз такой вопрос ей задала другая женщина, — тогда дело обстоит совершенно иначе. Если вопрос был задан в лоб, значит, для этого были веские основания. А поскольку в обычной сексуальной связи нет и не может быть ничего постыдного, ее следует просто признать и поставить на этом точку.
— Именно он убил Мериен Шелл, Лиза, — сказала Франсуаз. — Он, а не ваш брат.
И вот здесь что-то произошло. Возможно, Лиза Картер не настолько пропиталась ненавистью к своему рыцарю в сверкающих доспехах, чтобы отправить его на электрический стул, или же таила в глубине своей девичьей души какие-то особо коварные планы относительно его судьбы, по сравнению с которыми судебный приговор выглядел бы просто счастливым избавлением. А может быть, она была рада, что затонувший обломок правды всплыл на поверхность без ее непосредственного участия. Или же ее просто укусила блоха.
Большие совиные глаза Лизы Картер блеснули, она произнесла:
— Мне не хотелось верить в это, Френки. Все же я с ним спала. Однако…, — она снова приподняла плечи и отбросила их назад, но теперь сделала это более решительно, чем в первый раз. — После того, что Кларенс рассказал нам всем, у меня не могло не возникнуть подозрений.
— Как вы понимаете, Лиза, я вовсе не собираюсь рассказывать об этом вашему отцу, — голос Франсуаз звучал ровно, как будто она обговаривала выполнение само собой разумеющейся светской условности. — Женщина должна иметь право на личную жизнь.
Уверен, что меня обвинят в мужском шовинизме, но всякий раз, когда я слышу эту фразу, у меня возникает стойкое ощущение, что мужчины этого права не имеют. Впрочем, обычно это же явствует из контекста.
Читать дальше