Денис Чекалов - Пусть это вас не беспокоит

Благостная миссис Шелл, казалось, была крайне озадачена поворотом, который приняло дело.

— Пэт, милочка, — испуганно засюсюкала она. — Эти люди уверили меня, что…

— Ты просто жадная, глупая тварь, — капелька слюны вылетела изо рта Патрисии Огден и осела на стене справа от меня. — Ты просто не захотела со мной делиться. Думаешь, я не поняла, чем эти, эти тебя купили?

Патрисия Огден прекрасно понимала, что именно делает. Адвокат такого класса, как она, никогда не позволит себе словесно оскорбить другого адвоката, тем более в присутствии по крайней мере троих свидетелей — даже если не считать миссис Шелл.

Шляпка последней слегка сбилась к затылку, старая дама испуганно отступила назад, прижимая к груди сумочку.

— Мистер Картер был так любезен ко мне, — неуверенно произнесла она.

Вид взбешенной адвокатессы нагнал на миссис Шелл изрядного страха, но она вовсе не собиралась отказываться от своих денег. Старая дама никогда и ничего не сделала в своей жизни сама — она предоставляла другим содержать ее. Вначале это были ее родители, потом муж — а после его смерти миссис Шелл предпочла, чтобы ее дочь стала проституткой, лишь бы оставаться благовоспитанной бездельницей, проводя время с подругами за чашкой чая.

Что же — и на этот раз ей удалось мгновенно найти себе нового заступника. С прытью, которой вряд ли можно было ожидать от женщины ее возраста и комплекции, Лаванда Шелл бросилась к Джейсону Картеру и ловким жестом опытной жены подхватила его под руку.

— Мистер Картер был так добр, — заговорила она все еще быстрым, но уже гораздо более уверенным голосом. — Он понял мое положение, посочувствовал мне. Я показала ему фотографию Мериен. Ведь правда, мистер Картер?

Сухие пальцы банкира, покрытые рыжими волосками, резко сбросили руку миссис Шелл с серого пиджака. Это получилось неловко, даже грубо, и Джейсон Картер безуспешно попытался сложить искаженное чувствами к Лаванде лицо в приветливую улыбку.

— Ты сильно пожалеешь об этом, — Патрисия Огден подняла к глазам смятый листок бумаги, потом начала аккуратно расправлять его. Ее пальцы мелко тряслись. — Я заберу это, советница Дюпон, — сухо бросила она куда-то в сторону, и ее голос почти не дрогнул.

Потом голова адвокатессы вновь повернулась к ее бывшей клиентке.

— Ты не имела права подписывать эту бумажонку без меня. Ты вообще не можешь ничего подписывать без своего адвоката. Я затаскаю тебя по судам. Ты отдашь мне все, что получила от этого человека — все, до последнего цента. И даже больше. Я выброшу тебя на улицу. Я оставлю тебя голой. Ты у меня будешь просить милостыню под баптистской церковью, ты, старая идиотка. Ты пожалеешь.

Вряд ли кому-нибудь могло доставить удовольствие зрелище голой миссис Шелл. Я попытался представить себе, как это может выглядеть, и тут же отогнал эту страшную мысль.

Настало время вмешаться.

— Вы ничего не сделаете, советница, — любезно пояснил я.

Мне еще никогда не доводилось видеть, чтобы человек так поворачивал голову — быстро и плавно, почти не двигаясь корпусом. Не будь я мужественным и отважным героем, я, подобно миссис Шелл, тоже отодвинулся бы на стуле назад, а то и просто бросился наутек.

— Вы никогда мне не нравились, советница, — продолжал я, — с какой стороны на вас ни взглянешь, в вас нет ничего хорошего. Однако я готов признать, что вы проделали большую профессионально грамотную работу по подготовке процесса «Шелл против Картеров».

Я потянулся к небольшой стопке папок, лежавшей на столе по правую руку от меня, и вытащил одну.

— Пятнадцать интервью центральным газетам, — начал перечислять я, медленно переворачивая вырезки. Каждая из них была аккуратно извлечена из соответствующего издания, по краям не было ни одного заусенца. Гарда умеет работать с ножницами. — Шесть в иллюстрированные журналы. Заметьте, речь идет только о тех, что уже успели попасть в печать. Уверен, завтра на лотках распространителей появятся новые…

Я перевернул еще несколько листков, следя за выражением лица Патрисии Огден.

Она поняла.

Кровь отливала от ее лица медленно — настолько, что на мгновение я испугался, как бы она не упала в обморок. Несколько секунд лицо Патрисии Огден оставалось белым как мел, потом тонкие капилляры, пронизывающие ее щеки, вновь начали наполняться буровато-красной жидкостью.

Патрисия Огден открыла рот, потом закрыла его, потом открыла вновь.

Надо отдать ей должное — она так ничего и не сказала. Признаюсь, что на ее месте я вряд ли смог бы удержаться от парочки смешных и бессмысленных заявлений вроде «Вы еще у меня узнаете, кто я» или чего-то в этом роде.