Си Бокс - Три недели страха

— О'кей, я буду держаться в стороне. Но я оставлю у себя этот список звонков. Ты легко сможешь получить копию.

Торклесон вытер вспотевший лоб и ткнул меня в грудь.

— Ваше заявление — единственная причина, по которой я могу отправить машину к Морлендам и потребовать разговора с этим парнем. Если окажется, что он всю ночь был в постели или играл в карты с папашей-судьей, моя задница в дерьме. И ваша тоже.

— Понятно.

— Сделай это, — сказал Коуди.

Торклесон отошел от нас и достал сотовый телефон. В этот момент я мог расцеловать его. Я услышал достаточно, чтобы понять, что он предупреждает полицейских быть вежливыми и почтительными, объяснив, что Гэрретта вызывают для разговора только вследствие моего прямого заявления, а не из-за наличия материальных доказательств. Когда я слушал его, причина для поездки в дом Морленда показалась сомнительной даже мне.

— Неизвестно, что он скажет, — шепнул мне Коуди, — когда допросим его с магнитофоном. Он может сообщить нам пять фактов, которые мы позже сумеем опровергнуть. Но если ты говоришь, что слышал его голос, значит, так оно и есть. Хорошая работа. Ты мог бы стать неплохим копом.

— Не думаю, — ответил я.

Следующие несколько часов мы сидели в комнате ожиданий, не читая журналы. Все трое поднимали взгляд, когда сестра или врач проходили мимо. Мелисса звонила трижды. Каждый раз я говорил ей, что о состоянии Брайена мы пока ничего не слышали.

Торклесон дремал, когда зазвонил его мобильник. Он выпрямился и похлопал себя по карманам, словно подражая Коуди, прежде чем нашел телефон в кармане пиджака. Детектив назвал свое имя и больше ничего не сказал. Пока он слушал, его лицо покраснело. Убийственный взгляд, брошенный им на Коуди, дал мне понять, что дела плохи.

— О'кей, сэр, — сказал он наконец. — Я буду там, как только узнаю о жертве. Да, я лично извинюсь.

Торклесон захлопнул телефон с такой силой, что я усомнился, будет ли он работать снова.

— Вы угробили меня, — обратился он к нам. — Я по горло в дерьме.

— Что случилось? — спросил Коуди, не впечатленный его горячностью.

— Мои ребята явились в дом Морленда. Судья был в ярости. Он позвонил мэру, и тот позвонил шефу, который только что звонил мне. Судья утверждает, что Гэрретт всю ночь был дома с ним, и отказывается посылать сына отвечать на вопросы. Он сказал, что мистер Мак-Гуэйн преследует его из-за юридического дела, а Коуди Хойт никудышный коп, который полностью вышел из-под контроля. Шеф спрашивал меня, почему я общаюсь с вами, Коуди.

Тот пожал плечами.

— Черт бы побрал вас обоих. — Торклесон поднялся. — У меня жена, маленькая дочка и много лет впереди. Я не могу позволить вам продолжать это.

— У меня тоже жена и маленькая дочка, — сказал я. — Речь идет о том, чтобы мы оставались вместе.

Торклесон хотел напуститься на меня, но Коуди встал и положил руку ему на плечо.

— Все это говорит нам о многом, — сказал он. — Это означает, что судья осведомлен о делишках Гэрретта. Мы интересовались, действуют они совместно или порознь. Сейчас мы знаем, что совместно. Наконец, у нас появилась хоть какая-то ясность, несмотря на все неприятности.

Торклесон стряхнул руку Коуди, его лицо все еще было красным. Я чувствовал к нему жалость, несмотря на слова Коуди.

— Джентльмены, вы здесь из-за Брайена Истмена?

Никто из нас не видел, как в коридор вышел хирург. Он был низеньким и тощим, в испачканном кровью зеленом халате.

— Сожалею, — продолжал он, не глядя ни на кого из нас. — Мистер Истмен скончался.

— Он мертв? — спросил Торклесон.

— Вероятно, это к лучшему, — сказал врач. — При таком повреждении мозга он мог никогда не прийти в себя.

Я опустился на стул, закрыв лицо руками.

Мы потеряли нашего адвоката и нашего друга.

Глаза Коуди наполнились слезами.

— Я жалею, что был суров с ним, — сказал он. — Бедняга этого не заслуживал.

В бюро что-то происходило. Это не был заговор молчания, где все, кроме жертвы, вроде бы что-то знают. Просто при сложившихся обстоятельствах собрание за закрытой дверью, начавшееся раньше, чем собрался персонал, и все еще продолжающееся в девять утра, указывало на какие-то неприятности. В коридорах, кабинетах и отсеках было тихо. Ни оживленных разговоров, ни смеха — только перестук компьютерных клавиатур. Я видел Пита Мэксфилда, работающего по связям с общественностью, который шел по коридору к комнате отдыха, дергая себя за воротник, словно от жары. Он выглядел виноватым. По пути за кофе я заглянул в офис Линды ван Джир спросить ее, в чем дело. Она всегда все знала, но ее не оказалось за столом.