Когда мы ехали на восток из Хелены в Таунсенд, я увидел слева озеро Каньон-Ферри с немного большим количеством домов, чем было раньше.
— Мало что изменилось, — сказал Коуди, словно прочитав мои мысли.
— Да.
— Не то что Денвер, где каждую неделю появляется новый район. Здесь время остановилось. Раньше мне это не нравилось, а теперь нравится.
Мое беспокойство усиливалось. Я нервничал сильнее, чем перед встречей с дядей Джетером.
— Может быть, нам следовало купить какую-нибудь еду в Хелене, — предположил я.
— Твоя мать была бы в ярости, — сказала Мелисса. — Прийти и не попробовать ее готовку? О чем ты думаешь?
— В субботу вечером, если я правильно помню, ели стейки с жареной картошкой, — промолвил Коуди. — Интересно, изменилось ли это?
— Насколько я знаю, нет, — ответил я. — Мама сказала, что откроет еще одну пачку стейков.
— И хорошие стейки, — кивнул Коуди. — Я до сих пор помню расписание. Свиные отбивные в понедельник, спагетти во вторник, гамбургеры в среду, рулеты с капустой в четверг, жаркое в пятницу, стейки в субботу, жареные цыплята в воскресенье.
— И это никогда не менялось? — спросила Мелисса.
— Никогда, — отозвался я. — Если мама пробовала приготовить что-то новое, папа просто сидел за столом и дулся, глядя на тарелку.
— Мне нравились рулеты с капустой, — сказал Коуди. — Может быть, в следующий раз мы приедем сюда нанимать какого-нибудь гребаного громилу в четверг.
— Прекрати, Коуди! — рассердилась Мелисса. — Что, если Энджелина начнет использовать эти слова?
Коуди усмехнулся, и мы свернули на гравиевую дорогу, ведущую к ранчо.
Дом на ранчо выглядел почти так же, как когда я покинул его. Несколько новых предметов — больший газовый бак, больший сарай для оборудования, — но в целом те же сооружения, та же планировка. На полях кормовой травы лежал снег толщиной в несколько дюймов, а на востоке высились синие снежные горы Большого Пояса. Холмы между ранчо и горами поблескивали золотистым сумеречным светом, который делает снег похожим на расплавленную лаву. Я видел маленькое стадо ушастых оленей, бродящее между ветряной мельницей и оловянным баком с припасами.
Мы въехали во двор. Через окошко Коуди я заметил отца в сарае, работающего при свете фонаря, а также детали трактора и инструменты, разбросанные у его ног. С моей стороны в кухонном окне виднелось лицо мамы. При виде нас она исчезла и появилась вновь у парадной двери в том же фартуке с голубыми утками, который носила восемнадцать лет назад.
— Мелисса! — крикнула она. — Приведи сюда маленького ангелочка.
— Она имеет в виду Энджелину, а не тебя, — прокомментировал Коуди.
Мама быстро чмокнула меня в щеку и похлопала Коуди по руке, но это было проделано по пути к Энджелине, которую она схватила на руки. Энджелина радостно пищала, а мама повернулась и понесла ее в дом. Мелисса последовала за ними, неся сумку с детскими вещами, и бросила на меня насмешливый взгляд через плечо, прежде чем войти внутрь.
Коуди и я направились к сараю. На лугу, нарушая тишину, мычали коровы.
Хотя родители были на свадьбе и в Денвере, чтобы повидать Энджелину, когда мы привезли ее домой, я не возвращался на ранчо, не желая чувствовать то, что чувствовал теперь. Я не знал, чего ожидать, но мое сердце стучало, а руки похолодели.
Папа отошел от трактора и вытер руки о грязную тряпку. Его лицо потолстело, а толстые стекла очков увеличивали глаза. Он выглядел стариком, и это шокировало меня.
— Не прижились в большом городе и вернулись умолять, чтобы вас приняли на старую работу, а? — сказал папа.
Я почувствовал спазм в животе, но Коуди понял, что он шутит, и ответил:
— Нет, Уолт. Мы хотим только наше жалованье, а не нашу работу.
— В этом отношении ничего не изменилось, — усмехнулся папа. — Рад видеть тебя, Джек. — «Господи, — подумал я, — он собирается поцеловать меня!» И он это сделал, оставив меня с горящей щекой и запахом машинного масла в носу. — Поможете мне убрать инструменты, ребята, прежде чем пойдем в дом есть? — спросил папа.
— Ну, что я тебе говорил? — ухмыльнулся Коуди.
— Поторапливайтесь, — сказал папа. — Мне не терпится увидеть мою красавицу невестку и особенно мою внучку!
— Можно подумать, папа, ты не видел ее, — отозвался я, собирая инструменты, знакомые мне, как собственные пальцы на руках и ногах.
— Да, но когда ты впервые привез ее домой. Тогда она была маленькой розовой штучкой. С тех пор она стала личностью.
Читать дальше