Павел Астахов - Продюсер

Большего шока Артем не испытывал, наверное, с армии. Более десяти лет он видел этого человека рядом с Алимом, и за все это время тот ни разу не дал повода усомниться в своей немоте.

— А ну-ка, пойдем, — решительно схватил он Айю за руку и стремительно потащил ее вслед за уходящим виночерпием.

Теперь она даже не думала сопротивляться. Потрясенная сверх всякой меры, певица даже за руку его держала как-то испуганно.

— Сюда, — сухо распорядился виночерпий, и они нырнули в длинный, совершенно пустой коридор дворца.

И только здесь Артем позволил себе высказаться.

— Долго же ты прикидывался… — вслед «немому» нервно усмехнулся он.

— Я не прикидывался, — парировал тот. — Я хранил молчание. Сюда.

Виночерпий свернул, достал ключи и быстро открыл и распахнул дверь. Артем и Айя вошли и обмерли. По всему видно: это нормальная артистическая гримерка. Но прямо перед ними в цветастом халате с уютным и каким-то совершенно домашним видом стоял… сам Элтон Джон.

— Не задерживаться!

Артем изобразил вежливую улыбку, поймал удивленный ответный взлет ухоженных бровей и — уже когда почти пересек гримерную — прощальный поцелуй.

— Сюда! — распахнул скрытую за портьерой дверь виночерпий, и Павлов отметил, что света здесь нет, да и веяло изнутри могильной сыростью.

— Что это?

— Подземный ход. Ведет на пляж. Быстро-быстро! Мне пора возвращаться.

Артем переглянулся с Айей и ободряюще ей кивнул. Он чувствовал, что молчаливый виночерпий желает им добра. И едва в гримерке раздался ревниво-встревоженный голос «мужа» Элтона, он глубоко вдохнул и… шагнул вперед.

— Удачи вам, ребята!

Дверь захлопнулась с тем жутким шлепком, что бывает у массивных металлических дверей. И сразу же остановился ток воздуха, и Артем почуял, что здесь не только сыро, но и ужасающе душно. И Айя тут же прижалась к нему, и он, касаясь пальцами мокрой, покрытой слизью стены, повел ее вперед и не выпускал до тех пор, пока они — так же, в обнимку — не вышли в уютную маленькую бухточку, а затем и к морю.

И именно здесь, стоя по щиколотку в набегающей теплой морской воде, Айя повернулась к нему, обняла за шею — и преграды перестали существовать.

— Ты мой Робби.

— А почему именно Робби?

— Глупый! Не помнишь, что ли? Это из песни Пугачевой! Помнишь, как она пела?

Айя на мгновение замерла и негромко, но очень точно пропела:

— «Робби-Робби-Робинзон… Робинзоновый сезон». Не помнишь, что ли?

Артем пожал плечами. Он не был фанатом Примадонны, чем изрядно отличался от многих граждан своей страны.

— А я буду твоей Пятницей! Хочешь, Робинзон?

Артем счастливо рассмеялся.

— Главное, не вечным Понедельником. Я понедельники терпеть не могу.

— А мне все равно.

— Ты прямо как птичка божья.

— А кто это?

— Ну, у Пушкина. Не читала?

— Нет…

— Хорошо, слушай.

— М-м-м-м. Красиво. Но не похоже.

— Совсем?

— Но я согласна. Буду твоей божьей птицей. Только тебе придется тоже научиться летать, Робби. Иначе мы не сможем с тобой долго прожить.

— Слушай, жар-птица, рожденный бегать, конечно, может взлететь… Только зачем? Я и так слишком много времени провожу в небе над землей. Мне бы почаще ногами двигать. Не на дорожке в спортклубе, а в лесу, в парке.

— Вау! А ты бегаешь? Я тоже люблю. А еще мне нравится йога. Мой учитель Наришванаритпрусанджибунан говорит, что я хорошая ученица. Смотри, как я могу. — Она ловко откинулась назад, встав на высокий гимнастический мостик. Затем, быстро перебирая руками, подтянулась головой к ногам и оказалась между ними. Смешно хлопая по мягкому и все еще теплому песку ступнями и ладошками, качала головой вправо-влево и напевала:

— Птичка божия не знает ни заботы, ни труда! В йогу весело играет с вечера и до утра! Тра-ля-ля. Тра-ля-ля.

В такт своей незатейливой песенке девушка ловко перебирала ножками вправо, а затем влево, и Артем невольно рассмеялся:

— Ай да Айя! Умница! Прав твой Брахмапутра, действительно умничка. Только я тебя прошу, развяжись из этого морского узла. А то я не пойму, как мне тебя теперь целовать. То ли ноги забросить за шею, то ли руки продеть в брючины.