«Ауди» промчалась на скорости через Геа-де-Альбаррасин, привлекая завистливые, любопытные, хоть и нервные взгляды согбенных стариков, стоявших на тротуарах заложив руки за спину, и еще быстрей понеслась по длинной прямой дороге от Сьерра-Пенарредонда. Кобб предполагал, что на перекрестке с дорогой на Сарагосу будет контрольный пост, но его удивила усиленная охрана у заставы. Тормозя, он тихонько присвистнул, когда солдаты в темно-зеленых жандармских рубашках заметили «ауди».
— Нас, что ли, поджидают? — пробормотал он.
— Вижу два грузовика, — доложил Сименон. — Человек двадцать-тридцать.
Клее провел потной ладонью по перфорированному стволу автомата, сунул в спусковой крючок толстый палец.
— Не стрелять, не дергаться, не разговаривать, — приказал Кобб. — Помните, мы на их стороне. — Последний взгляд он бросил на Сиднея в зеркало, покачал головой над увиденным. — Ты вспотел, как невеста, малыш. Всю игру нам испортишь.
Впереди за триста ярдов на дорогу вышли двое охранников, не поднимая винтовок, уткнув руки в боки.
— Слева от меня пулемет, направлен на одиннадцать часов, к югу, — доложил Сименон.
— Стукните кто-нибудь малыша, — буркнул Кобб. — Пусть потрудится ради спасения жизни.
Кройц глубоко вдохнул, дотянулся и крепко ударил Сиднея локтем в лицо. Больно не было, просто зубы почувствовали сокрушительный вкус немецкой шерсти и английской крови из разбитых губ. Сидней задохнулся, когда Сименон двинул ему в ухо, отчего в голове вспыхнули белые искры смертельной боли.
— Наденьте на него наручники, быстро. Они у меня в портфеле.
В пятидесяти ярдах впереди к двум охранникам присоединилась еще пара стрелков и офицер.
— Новички, — пожал плечами Сименон, сунув медный кастет в карман форменной рубашки. — Попробуем проверить.
— Сиди тихо, — прошипел Кройц.
Кобб подкатил к офицеру и остановился.
— Поздравляю с Днем святого Антония, — сказал он. — Для чего тут такая охрана?
Офицер проигнорировал и вопрос, и приветствие, пристально осматривая автомобиль. Высокие скулы, гладкая кожа, узкие глаза придавали ему азиатский вид. Он старательно встретился взглядом с каждым пассажиром и сказал:
— Попрошу предъявить документы.
— «Попрошу предъявить документы, майор », если не возражаете, лейтенант, — поправил его Кобб, полез во внутренний карман плаща, вытащил кожаный бумажник со значком, на эмалевом щите которого красовались скрещенные пики, аркебузы и арбалеты испанского Иностранного легиона. — Подарок от самого генерала Миллан-Астрея, — похвастался он.
На офицера это не произвело впечатления.
— Все из Терцио?
— У нас в машине два жениха смерти, — ответил Кобб. — Эти господа — специалисты из легиона «Кондор», но плохо говорят по-испански. — Он ткнул пальцем через плечо. — Тот тоже.
— Кто это?
— Большевик. Англичанин. Из Пятнадцатой интернациональной бригады. Нынче утром сдался. Можно его у вас оставить?
Офицер нахмурился:
— Мне держать его негде, майор.
Кобб посмотрел на охранников, потом снова на офицера.
— Лейтенант, у вас на боку револьвер в кобуре, у них винтовки. Если захочется пострелять — ради бога.
Клее фыркнул, офицер на шаг отступил от машины.
— Есть приказ о расстреле? Бумаги?
— Бумаги? — недоверчиво усмехнулся Кобб. — Бумаги? Мне не нужно никаких вонючих бумаг, чтобы шлепнуть большевика. А вам?
— Мне нужно, — кивнул лейтенант.
— Ну, забудьте тогда, — махнул рукой Кобб. — Отвезем в Теруэль, там пристрелим. Это последний контрольный пункт перед городом?
— Пока последний.
— Что значит «пока»?
— Приказано поставить заграждения на каждом перекрестке.
— В учебных целях?
— Видимо, нет.
— Наверно, приятно служить в этом секторе, — хмыкнул Кобб. — Пожалуй, попрошу генерала на время поменять местами моих ребят с вашими. Что тут у вас происходит?
— Анархисты засуетились. Один сидит у нас, и считается, будто они попробуют его отбить. — Лейтенант скептически поднял бровь.
— Видите? — спросил Кобб. — Вот что получается, если сразу их не пристреливать. — Он стронул «ауди» с места. — Всего хорошего, лейтенант.
Теруэль был виден за пять миль. Четкая линия башен в стиле мудехар [69] Мудехар — мавританская декоративная керамика.
вырисовывалась на горизонте, возвышаясь над голыми вершинами холмов. Солнце сверкало в изразцах на куполах, придавая столице провинции фантастический вид, суля незаслуженные и неоцененные обещания. Сидней был в синяках, в крови и, несмотря на протесты, по-прежнему в прочных наручниках.
Читать дальше