Кейт Аткинсон - Преступления прошлого

Она спала в комнате Лоры, и собака каждый вечер укладывалась у нее в ногах. Тео и близко не мог подойти к псу, и Лили-Роуз беспокоилась, как бы у него не повторился приступ астмы. Тео тоже беспокоился, но он рассказал ей про Маковку, и как постепенно привык к ней, и что, наверное, ко всему можно привыкнуть, просто нужно время, и она сказала: «Да, я тоже так думаю». Они смотрели фотографии Маковки и Лоры, и Лили-Роуз сказала: «Она хорошенькая», и Тео был рад, что она не использовала прошедшее время, потому что это всегда причиняло ему боль. Он не стал говорить Дженни про Лили-Роуз, поскольку мог представить, что она скажет.

Он получил открытку Джексона с розовым цветком того же оттенка, что и волосы Лили-Роуз. Открытка стояла на каминной полке рядом с фотографией Маковки, когда та была щенком. Лили-Роуз в каком-то смысле ассоциировалась у Тео с Маковкой: обе были маленькими, брошенными, пострадавшими от дурного обращения существами с новыми, цветочными именами. Лили-Роуз сказала, что придумала себе это имя, чтобы стать новым человеком, «начать новую жизнь».

У нее была страшно неблагополучная биография, и она почти наверняка нуждалась в профессиональной помощи. На ее счету были побеги из дому, наркотики, мелкие кражи, проституция, но все это осталось в прошлом. Мать Лили-Роуз убила ее отца, и бедняжку вырастили отцовские родители, которые, по рассказам, были ничуть не лучше ее собственных (Тео подозревал насилие). У нее была нереальная жизнь, как суровый документальный фильм или плохая мыльная опера. Но, несмотря ни на что, она казалась удивительно счастливой, играя с собакой в саду, поедая мороженое или читая журнал. Ей нравилось, когда по утрам ее будят чашкой сладкого чая и тостом с маслом. По вечерам они начали (вот причуда) вместе собирать пазл.

«Блин, мы с тобой как пара пенсионеров», — сказала она однажды, но в ее тоне не было ничего обидного. Он не хотел ни спасать ее, ни оставлять у себя, ни менять, хотя именно это и делал, и собирался продолжать делать дальше, если она этого хочет. Чего он не делал, так это не волновался за нее. С ней случилось столько всего плохого, что теперь она была устойчива к любым бедам. Он был счастлив просто вернуть ей детство. А когда она будет готова, она пойдет дальше, и он разберется с этим в свое время.

С мистером Джессопом жутко глупо получилось. (Он всегда говорил: «Зовите меня Стэн», но она не могла так, это неправильно, он же все-таки учитель.) Странно, она не замечала, чтобы он как-то ее выделял, ничего такого. Пару раз он приглашал к себе Кристину и Джоша тоже, а в прошлом году весь класс отправился к нему домой на барбекю, чтобы отпраздновать конец семестра. Собственно, тогда она впервые и побывала у него дома. Барбекю пришлось отменить из-за дождя, и он сгонял в супермаркет за едой, а она помогла Ким делать сэндвичи. Она всегда звала ее Ким, не миссис Джессоп. Ким была не в восторге, что в дом набилось столько народу, — понятное дело, она всего пару недель назад родила. Они с Дженни были ровесницы, однако невозможно было представить себе более несхожих людей.

Они делали сэндвичи с ветчиной, дешевой, блестящей ветчиной «Крафт» для вегетарианцев. Ким шлепала маргарин на ватный белый хлеб для тостов, и Лора подумала: «Какая гадость», а потом отругала себя за высокомерие. Папа был помешан на их с Дженни питании: домашние обеды, цельнозерновой хлеб, горы фруктов и овощей (хотя сам не упускал возможности наесться всякой гадости). Конечно, бедные люди не могут позволить себе качественные продукты, но Джессопы не бедствовали. Учителя вечно жалуются на зарплату, но нищими их никак не назовешь. Хотя если по правде, то Джош был прав, когда назвал Ким голытьбой. И как Стэна Джессопа угораздило жениться на Ким и оказаться в этой хибаре, где воняет скисшим молоком и грязными пеленками, — вот вопрос.

На Ким были красные туфли на высоком каблуке — не самая, конечно, типичная обувь для молодой матери (и жены учителя). Вытравленные до белизны волосы (привет Мадонне) придавали ее лицу нездоровый оттенок. Мистер Джессоп был полностью у нее под каблуком, слушался малейшего движения жениной брови и разительно отличался от школьного мистера Джессопа (хотя Стэном его называть по-прежнему не хотелось). В классе он был остроумен и циничен, дерзко рассуждал о недостатках школы. Он был совершенно не похож на других преподавателей естественных наук, скорее напоминал учителя литературы. Но дома оказался совсем не таким интересным, хотя вроде бы должно быть как раз наоборот.