Саймон Бекетт - Шепот мертвых

Всю свою жизнь.

Ты заканчиваешь полировать линзу и наливаешь себе стакан молока. Тебе нужно что-то, чтобы погасить изжогу, но ты слишком напряжен, чтобы желудок принял пищу. Молоко простояло открытым уже пару дней, и пенка сверху показывает, что оно скорее всего скисло. Но есть преимущество в том, что ты не чувствуешь ни запахов, ни вкуса. Ты выпиваешь молоко залпом, глядя в окно на силуэты деревьев на фоне неба. Когда ты ставишь пустой стакан на кухонный стол, молочная пленка на внутренней поверхности придает стакану призрачное свечение в наступающей темноте.

Тебе нравится эта мысль: призрачный стакан.

Но удовольствие быстро проходит. Ожидание — это то, что ты больше всего не любишь. Впрочем, осталось уже недолго. Ты смотришь в угол комнаты, где висит на двери форма, едва видимая во тьме. При ближайшем рассмотрении она никого не обманет, но люди редко присматриваются. В первые несколько секунд они видят просто униформу, и все.

А тебе больше и не надо.

Ты наливаешь себе еще стакан молока, затем наблюдаешь сквозь грязное оконное стекло, как последние лучи света исчезают с неба.

Дантист лежал в точности на том же месте, где и в прошлый раз. По-прежнему на спине, в полной неподвижности, свойственной только мертвецам. Но в других аспектах он изменился. Плоть усохла на солнце, кожа и волосы сползали с него, как лишняя одежда. Еще через несколько дней от мягких тканей останутся только упрямые связки, а немногим позже не останется ничего, кроме крепких костей.

Я проснулся с нудной головной болью, сожалея о последнем бокале вина, выпитом прошлым вечером. А воспоминания о случившемся ранее не способствовали улучшению настроения. Стоя под душем, я размышлял, чем бы мне заняться в ожидании звонка от Тома. Но выбор был в общем-то небогат.

Изображать туриста мне надоело.

Когда я подъехал к станции, стоянка оказалась почти пустой. Тут еще было сумеречно, и, натягивая комбинезон, я подрагивал на утренней прохладце. Я достал мобильник, размышляя, брать его с собой или нет. Обычно я просто выключал его по ту сторону ворот. Мне казалось неуважительным нарушать царившую на станции тишину телефонными разговорами. Но сейчас я не хотел пропустить звонок Тома. Меня подмывало поставить сигнал на вибрацию, только вот я тогда все утро буду только тем и заниматься, что ждать, когда же он завибрирует. К тому же я отлично понимал, что Том все равно в такую рань звонить Гарднеру не станет.

Приняв решение, я выключил мобильник и убрал его.

Вскинув сумку на плечо, я двинулся к воротам. Несмотря на несусветную рань, я не был первым. Внутри двое молодых людей, юноша и девушка в комбинезонах, судя по виду — аспиранты, переговаривались между собой, спускаясь по тропинке между деревьями. Проходя мимо, они весело бросили мне «привет!», а потом удалились по собственным делам.

Как только они ушли, вокруг воцарилась полная тишина. Создавалось впечатление, что, кроме певчих птичек, я тут единственный живой. На станции было прохладно, солнце еще не поднялось так высоко, чтобы пробиться сквозь ветви деревьев. Пока я поднимался вверх по лесистому склону к телу дантиста, бахилы намокли от росы. Защитная сетка вокруг тела предназначалась для того, чтобы я, помимо всего прочего, мог наблюдать, как разлагается тело, когда до него не могут добраться ни насекомые, ни животные. Это было не то чтобы новое исследование, но я сам прежде его лично не проводил. А сделать что-то самому всегда лучше, чем опираться на чужие исследования.

В последний раз я тут был всего лишь несколько дней назад, но тем не менее нужно было слегка догонять график. Войдя через маленькую дверку в клеть, я достал из сумки сантиметр, штангенциркуль, фотоаппарат и блокнот и присел на корточки. Работа продвигалась плохо. Пульсирующая головная боль не утихала, и меня постоянно отвлекала мысль о лежащем в сумке мобильнике. Обнаружив, что дважды делаю одни и те же замеры, я разозлился. Давай же, Хантер, соберись! Ты для этого сюда и приехал!

Отбросив всякие отвлекающие мысли, я полностью сосредоточился на работе. Телефон и головная боль были на время забыты, когда я полностью погрузился в микрокосм разложения. Если смотреть хладнокровно, наш физический распад ничем не отличается от любого другого естественного цикла. И, как любой другой естественный процесс, его необходимо изучить, чтобы понять.

Постепенно начали проявляться ощущения дискомфорта. Плечи заныли, а когда я прервался, чтобы потянуться, то обнаружил, что мне жарко и все тело свело. Солнце теперь стояло достаточно высоко, чтобы его лучи били сквозь кроны деревьев, и я начал потеть под комбинезоном. Глянув на время, я с удивлением обнаружил, что уже почти полдень.