Марк Альперт - Последняя теория Эйнштейна

Пока Гупта открывал пакет, Моника снова посмотрела в зеркало заднего вида и неодобрительно сжала губы. Картофельные чипсы с кетчупом никак нельзя назвать достойным ужином.

— Вы с Майклом одни живете, профессор?

Гупта вытащил чипс из пакета и выжал на него каплю кетчупа.

— О да, мы вдвоем, и никого больше. К сожалению, моя жена умерла двадцать шесть лет назад.

— А нет никого, кто ухаживал бы за вашим внуком? Няня или сиделка?

— Нет, сами справляемся. На самом деле с ним немного хлопот. Надо только привыкнуть к его режиму. — Гупта выдавил на чипе еще каплю кетчупа и передал внуку. — Конечно, было бы легче, будь моя жена еще жива — Ханна чудесно умела обращаться с детьми. Майкла бы она любила всем сердцем.

Дэвид ощутил приступ сочувствия к старику. Когда он брал у него интервью для книги, Гупта сообщил ему о целой череде личных трагедий, которые постигли его в годы, прошедшие после работы с Эйнштейном. Первый его ребенок, сын, умер от лейкемии в двенадцать лет. Несколько лет спустя Ханна Гупта родила дочь, но ребенок сильно пострадал в автомобильной катастрофе. В восемьдесят втором году, когда профессор оставил физику и создал софтверную фирму, благодаря которой потом разбогател, его жена погибла от инсульта в возрасте сорока девяти лет. В какой-то момент беседы Амил показал Дэвиду ее фотографию, и сейчас Дэвид ее вспомнил — темноволосая восточноевропейская красавица, стройная и неулыбчивая.

Что-то еще Гупта говорил о своей жене во время той беседы, что-то такое тревожное, но Дэвид не мог вспомнить подробностей. Он посмотрел на профессора, вывернувшись на сиденье:

— Кажется, ваша жена тоже училась в Принстоне?

Старик поднял взгляд от кетчупа, который выдавливал на очередной ломтик картофеля:

— Не совсем так. Она посещала некоторые семинары для аспирантов на физическом факультете, но никогда там не числилась. У нее был блестящий научный ум, но обучение ее прервала война, и поэтому соответствующих дипломов и степеней у нее никогда не было.

Теперь Дэвид вспомнил: Ханна Гупта пережила Холокост. Она была среди тех еврейских беженцев, которым Эйнштейн помог перебраться в Принстон после войны. Он спасал европейских евреев, спонсируя их иммиграцию в Штаты и находя им работу в лабораториях Принстона. Вот так жизнь свела Амила и Ханну.

— Да, у меня остались очень теплые воспоминания об этих семинарах, — продолжал Гупта. — Ханна сидела в задних рядах, и все мужчины украдкой на нее поглядывали. Конкуренция за ее внимание была напряженной. И Жак с Гансом тоже ею интересовались.

— Правда? — Дэвид был заинтригован. В предыдущем своем интервью Гупта ничего не говорил о романтическом соперничестве среди ассистентов Эйнштейна. — И жаркая была конкуренция?

— Не особенно. Мы с Ханной оказались помолвлены раньше, чем Жак или Ганс решились с ней заговорить. — Профессор улыбнулся, вспоминая. — Но слава богу, мы остались друзьями. Ганс у меня был крестным обоих моих детей. Особенно тепло он относился к моей дочери после смерти Ханны.

Потрясающе, подумал Дэвид. Жаль, он этого раньше не знал и не включил в книгу.

Тут же он сообразил, насколько это дурацкая мысль. То, что Эйнштейн открыл единую теорию поля, а в книге об этом ни слова, — куда большее упущение, чем любая другая деталь биографии.

Проехав еще несколько миль, они свернули на окружной хайвей номер тридцать три — однополосная дорога, змеящаяся среди холмов. Хотя светлого времени оставалось еще больше часа, на дорогу ложилась тень от крутых заросших лесом склонов. Порой попадался истрепанный непогодами дом-трейлер или же ржавеющая под деревьями брошенная машина, но других признаков цивилизации не было. Дорога была теперь пуста, если не считать микролитражки и желтого спортивного автомобиля в четверти мили позади.

Моника снова глянула в зеркало заднего вида. На заднем сиденье профессор Гупта передавал Майклу еще ломтик картофеля с кетчупом, прямо в рот, будто кормил птенца. Дэвиду это зрелище казалось трогательным, но Моника, глядя на него, покачала головой.

— А где сейчас ваша дочь, профессор? — спросила она.

Он скривился:

— В Коламбасе, в Джорджии. Подходящий для наркоманов город: рядом Форт-Беннинг, где солдатам легко достать метамфетамин.

— Вы не пытались устроить ее на лечение?

— Пытался, и много раз. — Он опустил голову, глядя на пакетик кетчупа и морща нос, будто унюхал какую-то дрянь. — Элизабет — женщина очень упрямая. Талантлива так же, как ее мать, но даже школу не окончила. Удрала из дому она в пятнадцать лет и с тех самых пор живет в грязи. Я уж не стану вам говорить, на что она живет, потому что это слишком противно. Даже не будь Майкл аутистом, я бы его все равно взял под опеку.