Джоди Пиколт - Похищение

Любой адвокат знает, что сочувствие можно купить умелой ложью.

— Что именно вы ей сказали?

— Ей было четыре года. Она никогда прежде не сталкивалась со смертью: мои родители умерли еще до ее рождения, а родители Элизы жили в Мексике. Поэтому я сказал Бет, что с мамой приключилось несчастье, что она попала в аварию. Сказал, что она сильно поранилась. Что врачи делали все, что было в их силах, но не смогли ее спасти. И мама улетела на небо. Я сказал, что Элизу она больше не увидит, но я всегда буду о ней заботиться.

— И как она отреагировала?

— Спросила, выздоровеет ли мама, когда мы вернемся домой после каникул.

Я смотрю на страницу блокнота, на свои руки, на что угодно, только не на Эндрю.

— Я старался ее отвлечь. Мы ходили в Эмпайр Стейт Билдинг и музей природы, играли на статуе Алисы в Центральном парке. Я покупал ей игрушки, катал ее на пароходе. Но однажды вечером, пока я был в ванной, Бет вдруг стала звать маму. Она кричала что было мочи. Я обнаружил ее у телевизора, она прижалась к экрану щекой. Естественно, в вечерних новостях показывали Элизу: она говорила что-то в десяток протянутых микрофонов, а в руке держала фотографию Бет.

Эндрю вскакивает и принимается ходить по тесной комнатушке.

— Я понимал, что нельзя остаться в гостинице навсегда, — говорит он. — Но я не знал, что делать дальше. Чтобы купить дом, нужны документы и банковский счет, а у меня не осталось ни того, ни другого. А потом мы как-то раз гуляли по Сорок второй улице, и Бет зачаровали огоньки в зале игровых автоматов. Она затащила меня туда, я дал ей мелочи на развлечения. Там я увидел подростков, сгрудившихся вокруг поддельных прав одной девчонки. Поддельными правами торговали прямо там, у автоматов. И я задумался… Подошел к стойке, спросил, где можно получить такую штуку. Парень только пожал плечами и указал на зашторенную фотокабинку. Я достал двадцатидолларовую бумажку и повторил вопрос. Он сказал, что знал одного человека в Гарлеме, а еще за сорок долларов даже вспомнил его имя. Я позвонил по этому номеру, и мне назначили встречу. В Гарлеме. Заполночь.

— В Гарлеме? — недоверчиво повторяю я. — Заполночь?

— За две с половиной тысячи долларов он дал мне водительские права, два поддельных паспорта и свидетельства о рождении. Плюс номера социального страхования для нас обоих. Это были реальные люди, отец и дочь, погибшие в автокатастрофе. Услышав это, я едва не передумал, но тут заметил имя в одном из паспортов: Корделия Хопкинс. Корделией звали дочь из «Короля Лира», ту, которая отказалась предать отца. — Он глядит на меня. — Я решил, что это добрый знак.

Я постукиваю пальцами по столу.

— «Король Лир»… Корделия… Значит, вы ходили в колледж.

— Да, учился на химика. И даже диссертацию писал. В Аризоне я работал фармацевтом. — Он пожимает плечами. — Я бы и в Нью-Гэмпшире продолжал работать в аптеке, но на мое имя не было выдано лицензии.

— Как вы очутились в Векстоне?

— Делия терпеть не могла Нью-Йорк. Мы играли в такую игру: я спрашивал, куда бы ей хотелось отправиться, если бы она могла отправиться куда угодно. В тот день она сказала, что хотела бы увидеть снег.

Когда растешь в Векстоне, снег тебя ничуть не удивляет. Но для девчонки из Феникса это, наверное, чудо из чудес.

— И я поехал на север, — продолжает Эндрю. — Бензин закончился в миле от Векстона, и до города мы дошли пешком. Думаю, я влюбился в него с первого взгляда: мне понравилась белая церковь, и пастбища, и даже скамейки с латунными табличками в память о всех директорах школы. Это было похоже на декорацию к фильму — декорацию того места, где героев настигнет счастливый конец. И мы с Делией отправились в банк и открыли счет. Какое-то время мы жили в гостинице, пока я не устроился кладовщиком в дом престарелых: в аптеке я часто имел дело со стариками, а потому решил, что сгожусь на эту должность. Кадров не хватало отчаянно, и рекомендательных писем у меня никто не потребовал. Примерно месяц спустя риэлтор подыскал нам домик по средствам.

— Домик по соседству, — бормочу я.

Эндрю кивает.

— Твоя мама пришла поприветствовать новых жильцов с запеканкой.

А я даже помню, как она ее пекла. В кои-то веки она была трезвой и приготовила овощную лазанью, которая заняла первое место на конкурсе рецептов. Это было ее коронное блюдо, когда она поздравляла кого-то с рождением ребенка, приносила соболезнования по поводу чьей-то кончины или приветствовала новых соседей. Она даже разрешила мне выложить в одном слое букву Е из кружочков цукини — мы как раз выучили эту букву в садике.