Джоди Пиколт - Похищение

— Эрик, — Эндрю заглядывает мне в глаза, — ты же мой адвокат, верно?

Я совершенно не готов выступать его адвокатом; мне не хватает опыта, и мозгов, и уверенности в себе. Но я вспоминаю мольбы Делии. Вспоминаю ее незыблемую веру в то, что человек, некогда потерпевший фиаско во всех своих начинаниях, еще может стать героем.

— Значит, ты должен меня слушаться, верно?

Я не отвечаю на его вопрос.

— Эрик, я отдавал отчет в своих действиях тогда, двадцать восемь лет назад. И я прекрасно понимаю, что делаю сейчас. — Он тяжело вздыхает. — Я призн а ю свою вину.

— А вы не думали, как это скажется на Делии?

Эндрю долго смотрит на какой-то предмет у меня за спиной, прежде чем ответить.

— Только об этом я и думаю, — наконец говорит он.

Однажды, когда нам было по семнадцать лет, Делия мне изменила. Мы должны были встретиться у изгиба реки Коннектикут, мы часто там купались: заборчик из рогозы и тростника надежно прятал вас от посторонних взглядов, вздумай вы побаловаться со своей девушкой. Я приехал туда на велосипеде, опоздав на полчаса, и услышал, как Делия беседует с Фрицем.

Буйные заросли мешали мне их рассмотреть, но их спор — о карамельном батончике «О'Генри» — я слышал отчетливо.

— Его назвали в честь Хэнка Аарона, — настаивала она. — Когда он в очередной раз делал хоумран, все им восхищались: «О Генри!..»

— Нет. Это в честь писателя, — возражал Фиц.

— Никто бы не стал называть конфету в честь писателя! Только в честь бейсболистов. «О'Генри», «Малышка Руфь»…

— А это назвали в честь дочки Гровера Кливленда. [8] Дважды президент США, 1885–1889 гг. и 1893–1897 гг.

Я услышал визгливый смешок.

— Фиц, ты… ты не смей! — Всплеск воды: он сбросил ее в реку и упал сам. Прорвавшись сквозь тростник, я собрался уже было присоединиться к ним, когда у самого берега заметил, что Фиц и Делия целуются.

Не знаю, кто это начал, но точно знаю, что Делия положила этому конец. Оттолкнув Фица, она побежала за полотенцем и застыла, дрожа, в трех футах от моего укрытия.

— Делия, погоди! — крикнул Фиц, выбираясь на берег.

Я не хотел слышать ее слова, я боялся, что она скажет самое страшное. А потому молча удалился и поехал домой с рекордной скоростью. Остаток вечера я провел у себя в комнате — лежал в полумраке и представлял, что ничего не видел.

Делия так и не призналась в этом поцелуе, а я никогда о нем не вспоминал. Ни при ней, ни при ком-либо другом. Но в свидетеле важно то, что он видел, а не то, что сказал. И тот факт, что ты держишь случившееся в тайне, не отменяет самого случившегося, как бы ты ни старался в это поверить.

Когда я нахожу Делию, она наблюдает за стайкой ребятишек, ползающих по детскому городку.

— Ты же помнишь, что я ненавижу качели?

— Ну да, — бормочу я, не понимая, к чему она клонит.

— А знаешь почему?

Лет в восемь Делия сломала руку на качелях, и я всегда считал, что с того момента она их и ненавидит. Но когда я озвучиваю свою версию, она лишь мотает головой.

— Когда взлетаешь слишком высоко, цепи на полсекунды провисают, — говорит она. — И я всегда боялась, что упаду.

— А потом таки упала, — замечаю я.

— Отец обещал, что поймает меня, если это произойдет, — продолжает она. — А я была совсем еще ребенком, я ему верила. Но он не мог всегда быть рядом, хотя уверял, что будет. — Она смотрит, как маленькая девочка прячется под длинным серебристым языком горки. — Ты не сказал, что его держат в тюрьме.

— Ди, прежде чем все станет хорошо, должно стать хуже.

Она отходит от забора.

— Я могу с ним поговорить?

— Нет, — мягко отвечаю я. — Не можешь.

У нее, похоже, начинается истерика.

— Эрик, я не знаю, кто я, — говорит она сквозь слезы. — Я знаю одно: я не тот человек, которым была вчера. Я не знаю, жива ли моя мать. Я не знаю, причиняли ли мне ту боль, о которой даже думать страшно. Не знаю, почему он решил, что после его поступка боль утихнет. Зачем было врать мне, если он не сомневался, что я его прощу? — Она качает головой. — Я не знаю, могу ли я теперь ему доверять. И смогу ли когда-нибудь. И еще… я не знаю, кому задавать вопросы.

— Милая…

— Нельзя просто взять и украсть ребенка! — перебивает она меня. — Что такого ужасного случилось тогда? Что это было, если я даже не могу этого вспомнить?

Я кладу руки Делии на плечо и чувствую бурю эмоций у нее внутри.

— Я пока не могу ответить на твои вопросы, — говорю я. — И твой отец — тоже. По закону я единственный человек, с которым он может общаться.