Джон Коннолли - Белая дорога

Потому что потом, если вы захотите что-то вспомнить, предположим, когда придут полицейские и станут задавать вопросы, да еще дадите их описание, они могут об этом узнать и тоже вспомнить о вас. И, когда в следующий раз кто-нибудь из старых знакомых заедет к старине Цеберту, в руках у него будет пара гвоздик, а старина Цеберт уже не сможет с ним потрепаться о том о сем. Как говорится, в его доме будет играть музыка, но он ее не услышит.

Цеберт взял с них деньги и смотрел, как невысокий белый парень, только что заливший воду в радиатор, прогуливается вдоль полок с дешевыми компакт-дисками и книгами в мягких обложках. Второй, высоченный чернокожий тип в черной рубашке и фирменых джинсах, озабоченно оглядывал потолок и полки за кассой. Убедившись в отсутствии видеокамер, он достал бумажник и одетой в перчатку рукой достал из него две десятки, чтобы расплатиться за бензин и две банки содовой, а потом спокойно подождал, пока Цеберт выдаст ему сдачу. Их машина одиноко стояла у колонки. И номера и машина были перепачканы в грязи, так что Цеберт не мог различить ничего, кроме марки, цвета и виднеющейся на боку Мисс Либерти.

— Может, вам нужна карта? — спросил он с надеждой. — Или туристический справочник?

— Нет, спасибо, — ответил чернокожий.

Цеберт застыл на месте. Почему-то руки его стали трястись. Он понял, что заводит именно тот бессмысленный разговор, какого старался избежать. Он как бы со стороны смотрел, как старый дурак с длинными усами прокладывает себе дорогу в могилу своим языком.

— Вы к нам надолго?

— Нет.

— Значит, больше мы не увидимся...

— Может быть, нет.

Чернокожий сказал это таким тоном, что Цеберт оторвал взгляд от кассового аппарата и посмотрел на него; его ладони вспотели. Большим пальцем он подбросил четвертак и снова поймал его, прежде чем опустить в кассу. Высокий просто стоял по другую сторону стола, но в горле у Цеберта образовался ком, и он не мог понять почему. Казалось, перед ним не один человек в черной рубашке и с южным акцентом, а где-то за спиной есть еще незримый посетитель, перекрывший ему кислород.

— А может, мы как-нибудь заедем, — продолжал чернокожий. — Вы все еще будете здесь?

— Надеюсь, — пробормотал Цеберт.

— Как думаете, вы нас узнаете?

Вопрос был задан мягко, с тенью улыбки, но ничто не могло исказить его смысл.

Цеберт сглотнул.

— Мистер, — выдавил он, — я вас уже забыл.

Услышав это, высокий чернокожий парень кивнул и удалился вместе со своим компаньоном. Цеберт начал дышать только тогда, когда их машина скрылась из вида и тень от вывески вновь легла на пустую стоянку.

И, когда через пару дней приехали полицейские и стали задавать вопросы, Цеберт только качал головой и говорил, что ничего о них не слышал. Много людей проезжают здесь к 301-му шоссе или же по направлению к столице штата непрерывно, как в аттракционах Диснейленда. И, кроме того, все эти черные ребята на одно лицо, сами знаете. Он угостил полицейских кофе с печеньем и пожелал им счастливого пути. После чего, уже второй раз за неделю, вздохнул спокойно.

Цеберт окинул взглядом визитки, покрывающие почти всю поверхность стен, нагнулся и сдул пыль с одной из стопок. На карточке было имя — Эдвард Боутнер. Как свидетельствовала надпись на карточке, он продавал запчасти в Хаттисбурге, на Миссисипи. Если он когда-нибудь снова заедет сюда, сможет взглянуть на свою карточку. Так что она останется здесь, потому что старина Эдвард хотел, чтоб его помнили.

Но Цеберт не запоминал тех, кто этого не желал.

Конечно, он был дружелюбным человеком и законопослушным гражданином, но идиотом — никогда.

Черный дуб стоит на склоне на северной окраине зеленеющего луга; на фоне залитого лунным светом неба его ветви похожи на кости. Это очень старое дерево; кора его толстая и посеревшая, глубокие борозды испещряют ее по всей длине ствола. Все оно походит на окаменелый реликт давно ушедших времен. В некоторых местах внутренний слой коры стал виден; от них исходит горьковатый запах. Блестящие зеленые листья особенно густо растут именно там: уродливые, длинные и узкие, с частыми щетинками по краям.

Но это не настоящий запах черного дуба, что стоит на краю Адас-Филд. В теплую ночь, когда мир затихает и лунный свет бледно озаряет выжженную под кроной дерева землю, черный дуб издает другой запах, чуждый этому виду деревьев. Это запах бензина и горящей заживо плоти, человеческих испражнений и опаляющихся волос, плавящейся резины и хлопка. Это запах мучительной смерти, страха и отчаяния, последних минут жизни, прожитых в окружении смеющихся и глумящихся зевак.