— Разве что из сала, Виктор Викторович. Обстрел российской территории окороками и салом, — засмеялся конструктор.
— Когда мы объединим Россию и Украину, я определю этого строптивого парня в «Музей голодомора». Пусть изображает там людоеда. А мы будем строить империю.
— Вы приедете на испытание «Порыва»?
— Именно я, а не нынешний наш президент. Это не его епархия. Пусть строит правовое государство, а мы с вами будем строить империю с ракетами и подводными лодками.
Расстались дружески — высокий, седой, с аскетическим лицом конструктор и изящный, ироничный и властный Ромул, по-сталински требовательный и заботливый.
Еще некоторое время он расхаживал по гостиной, раздумывая, не отправиться ли ему на Съезд потомков именитых родов России. Его прельщала мысль показаться в обществе праправнуков Пушкина и Толстого, Мусоргского и Боратынского. Но смущал комизм ситуации, когда множество Пушкиных, похожих на пращура, — все курчавые, толстогубые, с бакенбардами, — затеребят его, выпрашивая пенсии, требуя возвращения фамильной собст– венности в Михайловском, Болдине и на Мойке.
Включил телевизор. Шла малозаметная передача «Русский взгляд», финансируемая патриархией. Степенные батюшки, благоразумные проповедники, освящения колоколов, перенесение мощей. Вдруг увидел странно знакомое молодое лицо — высокий лоб, золотистая бородка, ясные, чуть выпуклые глаза. Возникла икона с изображением Царя-Мученика. Поражало сходство царя и молодого человека. Ромул с изумлением наблюдал митрополита Арсения, державшего в руке серебряный кубок. Молодой человек что-то говорил о святости Царя, о спасении через эту святость больного и хрупкого мира, о предназначении России. Крупно, близко появилась икона, из которой проступало сочное алое пятно, похожее на красную розу. Текли блестящие кровяные струи, заливали икону.
— Чудо, великое чудо!— воскликнул митрополит Арсений.— Вы, Алексей Федорович, были услышаны Государем. Он встретил вас, как наследника. Вы — престолопреемник. Господи Правый!
Сюжет завершился без комментариев. Снова последовали богомольцы, крестные ходы, рассуждение об основах православной культуры.
Ромул был раздосадован. Второй раз на телеэкране появлялся молодой человек, кажется, Алексей, которого представляли как наследника российского престола. Обе программы были малозначительны. Но в совокупности вырисовывался некий проект, смысл которого был неясен, возникала тенденция, вызывавшая беспокойство. Ромул чувствовал, что все это странным образом касается его. Между молодым человеком с золотистой бородкой и им самим существует невнятная связь. Словно между ними протянута невидимая трубочка, соединяющая их сущности, и часть его, Ромула, сущности начинает по трубочке перетекать к молодому человеку. Это было наваждением, трубочка исчезла, но тревога не пропадала. Он позвонил Виртуозу:
— Илларион, что это за странный персонаж появился в Moскве? Сначала у монархистов, теперь у монахов. Будем венчать его на царство? В России восстанавливается монархия? Но почему я об этом ничего не знаю? Может быть, мне дадут место при дворе? Хотя бы камер-юнкера? — Ромул иронизировал, старался быть легкомысленным, но в голосе его звучало раздражение, которое почувствовал Виртуоз. Его уличали, подозревали в вероломстве. Интуиция Ромула угадывала интригу, указывала на признаки опасности.
— Не обращай внимания, — так же легкомысленно, со смехом, ответил Виртуоз. — Зачем мне обременять тебя пустяками? Это часть антикоммунистической технологии. Мы должны постоянно пугать коммунистов двумя вещами. Судом за убийство царя и выносом Ленина из мавзолея. Уже мне звонил дядюшка Зю и просил разъяснить ситуацию.
— Вот видишь, теперь и я звоню. Возник некий хаос.
— Есть теория управления хаосом. Мы ею владеем, а коммунисты давно уже нет. Ко мне приехал один американский ученый из Санта-Фэ. Специалист по управлению хаосом. Блестящий знаток. Не хочешь с ним повидаться?
— Занимайся хаосом ты, а я буду заниматься космосом. А дядюшка Зю пусть поволнуется. Будет сговорчивей в вопросах социальной политики.
Голос в телефоне пропал, но тревога в кабинете Виртуоза витала, как струйки табачного дыма. Его вероломство было угадано. Его предательство состоялось. Его друг и покровитель, кому он был обязан карьерой, — Ромул своим тонким чутьем и звериным инстинктом уловил интригу и замер, боясь наступить в капкан. Было скверно ощущать себя предателем. Не успокаивали мысли о политической целесообразности, банальные утверждения, что в политике будто бы нет ни друзей, ни врагов, а только интересы. Едва ли государственным интересам страны способствовала затеянная интрига. Она способствовала интересам Рема, который стремился ослабить соперника, отнять у него образ Духовного Лидера, противопоставить ему образ чудом спасенного престолонаследника. Один миф уничтожал другой. Он, Виртуоз, управлял сражением мифов, оставляя в общественном сознании только одну непререкаемую величину— Президента, который станет избираться на «второй срок». Но отвечало ли это интересам России, было неясно.
Читать дальше