— Продолжим печальный рассказ о нашей детской дружбе с Виктором Викторовичем Долголетовым, которому я столь многим обязан. — Рем печально улыбнулся, словно прощал другу давнишние прегрешения, о которых упоминал без мстительности, а лишь желая увековечить важные для истории подробности. — В десятом классе с моим другом что-то случилось. Он был неузнаваем. Прогуливал занятия. Не ночевал дома. Связался с какими-то новыми друзьями, которые водили его по дискотекам, ресторанам, злачным местам. Должно быть, у него появились женщины, потому что лицо его исхудало, осунулось, под глазами легли черные тени. Мы почти не общались, ему казалось, что я слишком инфантилен. Нам в школе предстояла контрольная работа по математике, очень важная для будущего аттестата. Виктор запустил все занятия, ничего не смыслил в алгебраических уравнениях. Во время контрольной работы взмолился, чтобы я помог решить ему задачу. Времени было в обрез, но я отложил свою задачу и решил его вариант, передал черновик с ответом. Мне не хватило времени, и моя работа оказалась незавершенной. Я получил три с минусом. Он же был настолько рассеян и не подготовлен, что, списывая мою шпаргалку, умудрился напутать. За что и получил двойку. Он обвинил меня, что я будто бы нарочно подсунул ему фальшивку, как и в случае с холостыми патронами. После этого наша дружба повисла на волоске…
— Ваша дружба зиждилась на взаимном влечении и антагонизме, — Натанзон поднес к глазам крохотный диктофон, на котором пульсировали хрупкие электронные цифры. — Я изучал ваши гороскопы, и в них есть очень сильные полюса притяжения и отталкивания. Вы обречены на дружбу и войну, сотрудничество и противостояние. Я думаю, что Илларион Васильевич, создавая оригинальную, небывалую в России «двуглавую» систему власти, очень внимательно изучал ваши с Виктором Викторовичем гороскопы. — Натанзон высказал это предположение так, словно не он по просьбе Виртуоза составлял эти два гороскопа. Талантливый журналист и непревзойденный мастер «черного пиара», Натанзон часто использовал астрологические познания, дабы изъясняться с суеверными читателями на «языке звезд». Это ему принадлежали «черные гороскопы» Ромула, напечатанные в оппозиционных газетах накануне второго переизбрания, в которых звезды сулили избраннику напасти и беды, а избравшей его стране — голод, войну и мор. Эти астрологические пророчества Натанзон выполнил по заданию лондонского изгнанника, ненавидящего Президента Долголетова. Виртуоз знал об этой тайной операции, но счел за благо ее не заметить.
— Что ж, поручим звездам сплетать и распутывать нити наших с Долголетовым отношений, — философски заметил Рем. — Но вот еще один эпизод, на котором наша юношеская дружба оборвалась. Я увлекся девушкой по имени Лена. Она была красива, романтична, светилась обаянием, наивной доверчивостью и возвышенными порывами. Она увлекалась Серебряным веком, знала живопись «Мира искусств». Мы ходили в Русский музей, где искусствоведом работала ее мама. Она отводила нас с Леной в запасник, показывала холсты Филонова и Малевича, феерического Лентулова и магического Кандинского. Мы много гуляли с Леной, и она рассказывала мне удивительные истории о старых петербургских особняках и дворцах. Я целовал ее у сфинксов на набережной, и Нева, черно-блестящая, несла на себе огненные отражения. Виктор подсмеивался над моим увлечением, которое казалось ему старомодным и платоническим. Он изображал из себя опытного любовника, искушенного ловеласа, но иногда присоединялся к нам во время прогулок. Сидел с нами в кафе, остроумно шутил, и Лене нравились его едкие шуточки. Случилось так, что я заболел и неделю лежал в постели с ужасным жаром и бредом. Мне мерещились чудовища в какой-то красной раскаленной пещере. Мерещилась Лена в ужасающем растерзанном виде. Мерещился Виктор в отталкивающих отвратительных позах. Когда бред отступил и жар начал спадать, внезапно зазвонил телефон, и я услышал несчастный, рыдающий голос Лены: «Приезжай!.. Спаси меня!..» Очень слабый, шатаясь, я подхватил такси и нашел ее в какой-то запущенной, ужасной квартире на Фонтанке. Она лежала на жутком скомканном покрывале, вся растерзанная, с синяками от засосов на груди и шее. На столе валялись опрокинутые рюмки, недопитая бутылка. «Что с тобой?» Она рассказала, что встретила на улице Виктора. Они гуляли, забрели в кафе. Пили легкое вино. Видимо, он подсыпал в ее бокал какое-то снадобье, потому что она почувствовала ужасную сонливость. Полусонную, он привез ее в квартиру к приятелю, снова угощал вином. И снова что-то подсыпал, так что бедняжка потеряла сознание. Очнулась в этой мерзкой постели, голая, в укусах и засосах. Я отвез ее домой, и больше мы не встречались. Я слышал, что она уехала во Францию, окончила Сорбонну, преподает там и редко наведывается в Петербург. Так и не вышла замуж. После этого мы порвали с Виктором, и лишь спустя много лет нас снова соединила судьба.
Читать дальше