Александр Проханов - Виртуоз

— В Москве есть один удивительный ученый, профессор Коногонов. Он изучает тайны мозга. Он построил такие чувствительные приборы, что с их помощью проникает в подсознание и угадывает потаенную человеческую сущность, о которой человек сам не догадывается. Он разгадывает сны, галлюцинации, фантазии сумасшедших и художников. Уж он бы разгадал твои видения.

— А вдруг там какая-нибудь колокольня Ивана Великого, на которую тебя загоняет бешеная толпа и сбрасывает вниз, на кровли, кресты, булыжную мостовую, как Лжедмитрия?

— Нет никакой колокольни, нет никакого Лжедмитрия. Ты — истинный наследник престола, и в тебе течет царская кровь. Твои красные бегущие лыжи — это твои успешные продвижения к триумфу. Белое чистое поле — это белая святая Россия. Черное сухое соцветье — это козни твоих врагов, которые ты сметаешь ударом лыжи. Лисьи следы — это придворные интриги, в которых ты развираешься, как опытный следопыт. Взлет по небесной дуге — это той божественный промысел. А лучистая звезда — это звезда твоей царственной победы, которая загорится на русском небе.

Она гладила его грудь, будто рисовала на ней невидимую буквицу. Закрыв глаза, он чувствовал, как на груди возникает узор, — ветвящиеся цветы и плоды, среди них волшебная птица. И когда она убрала руку, на груди продолжал гореть едва ощутимый ожог.

— Я стремился к тебе. Мне не хватало тебя. Я нуждался в твоих советах.

— А я так гордилась тобой, мой любимый. Смотрела по телевизору все сюжеты. Как ты присутствуешь при пуске ракеты, и генералы, ракетчики чествуют тебя, а ты выводишь на ракете алой краской «Царевич Алексей». И на северном огромном заводе, среди кораблей, когда ты гладишь рукой огромную черную лодку, словно послушное тебе морское чудовище. Ну, прямо как библейский сюжет об Ионе в чреве кита. Рабочие, простой люд, приветствовали тебя, видели в тебе надежду, будущего царя. Эти сюжеты показывали по главному каналу, в самое престижное время. Значит, люди в Кремле сочувствуют тебе, содействуют возрождению в России монархии.

— Вот здесь-то и кроется главная загадка. Не было никакой ракеты, а картонный муляж, который был начинен петардами и шутихами. А все эти ракетчики и генералы — это лицедеи, артисты московских театров. Не было никакой новейшей лодки, которую спустили на воду, а было уничтожение могучего советского крейсера, который распилили по требованию американцев. Меня хотели обмануть, а вместе со мной телезрителей. Нет никакой могучей ракетной техники, могучего подводного флота, а одна видимость, блеф, обман. Россия лишена обороны, ее можно взять голыми руками. Кругом ложь, преступление, предательство. И меня зачем-то вталкивают в эту ложь, громоздят обман ча обманом.

— Подожди, мой милый. Ты, наверное, не все понимаешь. В телевидении важна телевизионная картинка, эффектно сияний сюжет, не важно — реальный или мнимый. Тот, кто помогает тебе в твоем восхождении, хотел показать тебя в самые выигрышные моменты. Если он и пошел на обман, то ради другой, высшей правды. Правды твоего восхождения.

— Нет, здесь кроется чудовищный обман. С самого начала, когда меня силой привезли в Москву из Тобольска, навязали эту роль. Шутник, безвредный Марк Ступник, убит. Меня убеждают, что я наследник дома Романовых. Создают вокруг меня какой-то бутафорский спектакль, привлекают почтенных профессоров, церковных иерархов, высоких чиновников. Спектакль разрастается от действия к действию, от сцены к сцене, и я не знаю, чем он кончится. Какой-нибудь чудовищной финальной сценой, где меня убьют. Мне чудятся ужасные вещи.

— Нет, мой милый. Ты не должен бояться. Я не могу ничего объяснить, я слишком мало знаю. Но я вижу, как вокруг тебя копятся могучие силы, как ты наполняешься энергией, своей собственной и той, что тебе дарят люди. Тебе нужна стойкость, вера. Ты слишком быстро взрастаешь, и твои сомнения — это сомнения бурного роста. Я чувствую, как меняется твоя суть, как в тебе рождается новая личность. Хочу вдохновить, поддержать тебя.

— Мне мерещится во всем этом жестокий и мрачный замысел. Беспощадная, бесчеловечная хитрость. Какое-то страшное преступление, страшная для России беда. Еще есть время. Есть несколько недель, может быть, месяцев. Давай убежим. Они обманывают нас, а мы обманем их. Соорудим какие-нибудь чучела, какие-нибудь манекены. Уложим их в кровать или посадим у окна. Пусть снаружи наблюдают и думают, что мы здесь. А мы будем уже далеко.

— Ну, куда же мы убежим, милый мой?