Джералд Керш - Ночь и город

Он направился во фригидарий. Фабиан последовал за ним. Там, остывая в тепловатом воздухе, в огромных полотняных креслах дремали два пожилых господина. У одного из них сползла на пол набедренная повязка; не замечая этого, он продолжал храпеть. Он был отвратителен в своей наготе — огромный бесформенный бочонок со следами старческого увядания на разжиревшем теле. Между толстыми ногами, вытянутыми во всю длину, покоилось пухлое белое брюхо, содрогавшееся от дыхания и испускавшее обильный пот. Можно было подумать, что он просто таял на жаре, как масло, и что еще немного — и от него не останется ничего, кроме лужицы теплого жира и пары вставных челюстей. Другой пожилой господин был пьян в стельку. Не столь тучный, как его сосед, он казался просто бесформенным: обрубок мягкой плоти с невероятно длинными тонкими конечностями. Его полотенце было обмотано вокруг шеи. Во сне он повернулся так, что ноги свисали со спинки кресла, тогда как руки и голова, частично спрятанная за голубой тряпкой, болтались спереди. Можно было подумать, что через некоторое время он встанет и пойдет на руках, зажав сигарету между пальцев ног и пьяно выводя через анус песню «Прекрасная Аделина». Маленький человек подошел к питьевому фонтанчику и набрал воды в стаканчик. Фабиан, решив, что так положено, последовал его примеру. Потом оба сели.

— Тепло, — сказал Фабиан.

— Да, вполне, — согласился маленький человек.

— Я здесь никогда раньше не бывал. А вы сюда часто приходите?

— О да, достаточно часто.

— Зачем? Чтобы вес сгонять?

— Нет.

— Ну-ну, — проговорил Фабиан. — Так это и есть турецкие бани… Ну-ну…

Маленький человек обернулся и пристально посмотрел на него.

— А знаете, — начал он, — кажется, я вас раньше где-то видел.

— Очень может быть, — легко согласился Фабиан. — Вы читаете американские газеты?

— Нет, а что?

— А то, что именно там вы могли видеть мою фотографию. Я — Гарри Фабиан, автор песен. Слышали обо мне?

— Мм… Да… Да-да, думаю, слышал…

— Я написал одну или две популярные песни. Слышали «Горячие полотенца»? А «Я буду ждать тебя в ночи»? Ну, там такие слова: «Во мраке ночи… Я буду ждать тебя…» — пропел Фабиан на мотив, отдаленно напоминающий «Когда ночная синева встречает золото рассвета».

— Неужели? Кажется, я когда-то слышал эту мелодию.

— Конечно слышали. Так вот я ее написал.

— О… Так вы американец?

— Угу.

— Из Нью-Йорка?

— Из Голливуда.

— О… Так вы, наверное, встречались со всеми голливудскими звездами?

— Э, да что там! — вскричал Фабиан, скрещивая средний и указательный пальцы на правой руке. — Мы с Гретой Гарбо были словно эти пальцы!

— Это очень интересно, надо полагать.

Новизна ситуации в сочетании с горячим воздухом ударила в голову Фабиану. Убедительность собственных россказней пьянила, как вино. Он ответил:

— Вовсе нет, черт побери. В конечном счете от них одна головная боль. Они какие-то ненастоящие. Мне больше нравится Лондон. А вы здесь по делу?

— Ну… Не совсем.

— Живете в пригороде?

— Ну… В общем да.

— Далеко?

— Не очень.

— А я вот собираюсь осесть в Англии. Ищу небольшой домик в пригороде. А где вы живете? Может, у них там есть что-нибудь подходящее?

— Ну… Сомневаюсь, что вам бы что-нибудь там подошло…

— Черт, никогда не знаешь…

— Мм… Простите… Я, пожалуй, перейду в комнату потеплее…

— Я тоже, — сказал Фабиан. Они проследовали в тепидарий. Фабиана прошиб пот. — О черт, а здесь жарковато!

— Да, вы правы.

— В Штатах есть несколько потрясающих турецких бань. Вы обязательно должны как-нибудь туда съездить. Это вам не Хэмпстед. [7] Фешенебельный район на севере Лондона; частично сохраняет характер живописной деревни.

— Что? О, простите… Где, вы сказали, вы жили? Я не понял…

Фабиан сел, но тут же вскочил с воплем:

— Черт, тут даже сиденья горячие!

— Ну… Собственно, за этим сюда и приходят…

— А здесь опасно долго оставаться, верно?

— Думаю, да.

— А вы здесь подолгу сидите?

— О, совсем нет. Обычно я ухожу в шесть.

Маленький человек встал и с беспокойным видом отправился в следующую комнату, небольшой продолговатый калидарий. Фабиан вспомнил, как когда-то давным-давно, в детстве, он поставил на горячую плиту жестянку с тараканом. Таракан начал извиваться, зашипел, а потом его разорвало на части. Сердце Фабиана бухало, как молот. По спине и груди ручьями лил пот. Полотенце намертво приклеилось к бедрам.