Джералд Керш - Ночь и город

Клуб «Хонкатонк» располагался на верхнем этаже высокого офисного здания. Зайдя внутрь, Фабиан принялся расспрашивать лифтера:

— Слушай, не было здесь коротышки в котелке и сером пальто в последние полчаса или около того?

— Не знаю, сэр. Я сменил напарника минут пятнадцать назад; вообще-то я только подменяю его, пока он перекусывает, сэр.

— Вам бы только жрать, чертов рабочий класс, — с раздражением проговорил Фабиан, — там что, много народу?

— Нет, сэр, там очень тихо.

Лифт остановился. Фабиан позвонил в дверь клуба «Хонкатонк». Открылась решетка, и в проеме появился прямоугольник лица — два запухших глаза с темными мешками и половина сломанного носа. Голос пробубнил: «Ладно, Гарри», дверь отворилась, и Фабиан вошел.

Там, под сводчатым потолком, вымазанным темно-синей краской и украшенным серебристыми бумажными звездами, царила атмосфера отупелого пьяного разгула. За столиками сидело человек двенадцать. Их обслуживал официант с лицом больного боксера второго полусреднего веса. Они пили, пытаясь разогнать похмелье и привести себя в чувство, становясь все трезвее и мрачнее с приближением утра. По паркетному полу небольшого танцзала двигались в ритме быстрого фокстрота немногочисленные парочки, а пианино, саксофон и ударные наяривали, должно быть, в тысячный раз «Тайгер Рэг».

— Господи! Будет когда-нибудь конец этим куплетам или нет? — пробормотал хозяин.

— Что такое? Нервишки шалят? — спросил Фабиан.

— Чего? У меня вообще нет нервов. Просто они меня уже достали, вот и все. «Держите тигра, держите тигра, держите тигра» — чушь собачья.

— Как дела?

— Не жалуюсь.

— Слушай, я тут кое-кого ищу. Я слышал, он был здесь: невысокий малый в сером пальто и котелке.

— Нет, здесь такого не было. Джо Фиглер сегодня заглядывал.

— Зачем?

— Ты же знаешь Фиглера. Пытался продать мне какие-то стулья. «Посмотри на свои стулья, — говорит, — все расшатанные. Посмотри, — говорит, — на чехлы, это ж просто позор». А я говорю: «Фиглер, у этих стульев лучшие в мире чехлы». А он в ответ: «Что ты несешь? Какие у них чехлы?» А я тогда говорю: «Задницы». Ха-ха-ха! Остроумно, правда?

— Чертовски остроумно. Значит, Мэк мне соврал. Ты точно не видел малого, которого я ищу?

— Погоди минутку… Ты сказал, невысокий малый в сером пальто? Похож на учителя?

— Да!

— С малюсенькой рубиново-бриллиантовой булавкой в галстуке — тянет шиллингов на пятнадцать или семнадцать?

— Точно. Черт! Куда он пошел?

— Бог его знает.

— О черт! — воскликнул Фабиан, поворачиваясь к двери.

— Гарри, а на что он тебе?

— На что он мне? Скажем так: он должен мне сто фунтов! Ну, до скорого!

Гневно кусая губы, разъяренный Фабиан выскочил на улицу. Две или три женщины все еще прогуливались у кафе «Ройял». Фабиан окликнул одну из них:

— Привет, Бланш… Слушай, ты не видела, здесь, случайно, не проходил такой маленький пожилой фраерок в сером пальто и котелке?

— Нет, не проходил. Как дела?

— Так себе. А как ты?

— Так себе.

— Ну ладно. Пока, Бланш. — И с этими словами Фабиан повернул в сторону Оксфорд-серкус и зашагал размашистой, стремительной походкой, едва замечая, куда его несут ноги. Гнев и разочарование охватили его. Он яростно сосал сигарету, клубы дыма висели во влажном неподвижном воздухе, постепенно истаивая. Одна из этих легких, почти невесомых струек дыма, задержавшись у головы Фабиана, привлекла его внимание: каким-то непостижимым образом она проникла в его сознание, затуманенное от усталости, и его охватил необъяснимый ужас, да так, что он втянул голову в плечи. Испуг встряхнул его, он огляделся и увидел, что находится на Олд-Берлингтон-стрит. С наступлением темноты в районе Мейфер [6] Фешенебельный район лондонского Уэст-Энда; известен дорогими магазинами и гостиницами, в старину был местом весенних ярмарок. воцаряются тишина и невозмутимое спокойствие. В этой уединенной части города Фабиан был почему-то склонен к самобичеванию, на него накатывали горькие раздумья. «Ладно, — говорил он себе, — пускай я альфонс. Но они-то выходят замуж за денежных мешков. Зои продает себя за пять фунтов — а эти продают себя за миллионы. Они ничем не лучше меня, только имеют гораздо больше…»

Теперь он шел так быстро, как только мог, через Риджент-стрит, затем по Грейт-Мальборо-стрит, вверх по Уордор-стрит, назад, неизбежно назад — к Черинг-кросс-роуд. Но, дойдя до Сохо-сквер, он почувствовал, что едва держится на ногах от усталости. В ночи раздалось два гулких размеренных удара колокола соседней церкви. Эти удары эхом отозвались в голове Фабиана. Он стоял посреди улицы в своем тяжелом пальто, усталый и взмокший, опустив голову и созерцая отражения уличных фонарей в лужах. Его захлестывали горькое разочарование, чувство безысходности и досада по поводу потерянного зря времени.