Уоррен Мерфи - Божество смерти

– Ты где... научилась этому? – с трудом выговорил он.

– Я много читаю! – ответствовала Пу с гордостью.

– А, ясно... Ладно, вечером тебе придется потренироваться одной. У меня, знаешь ли, очень много работы... А что, свадьба еще не кончилась?

– Есть еще много вещей, которые ты должен выполнить, Римо, – недовольно поморщилась Пу. – Наши совместные супружеские обязанности...

– Все наши супружеские обязанности оговорены и этом... в брачном контракте.

– Я говорю о других вещах... ну, ты сам понимаешь. О том, о чем обычно не говорят вслух.

– Вслух говорят обо всем, – наставительно заметил Римо. – Брачные контракты для того и придуманы. Кстати, две сотни шелковых коконов должны доставить со дня на день.

– Она права, Римо, – вмешался Чиун. – Кое-какие обязанности ты должен выполнить.

– А ты, папочка, вмешиваешься в мою личную жизнь.

– А ты как думал? – поднял брови Чиун.

Замечание воспитанника немало его изумило. Римо знает его больше двадцати лет – и не глупо ли с его стороны говорить подобное? Он не только собирался вмешиваться в так называемую личную жизнь Римо, но и проследить за тем, чтобы плод этой личной жизни получил надлежащее воспитание. И Римо сам мог бы догадаться об этом.

– Ну, если моя личная жизнь так тебя занимает, предоставляю тебе и эти самые обязанности, – прервал мысли наставника Римо.

– Свои обязанности перед Синанджу я уже выполнил. Теперь очередь за тобой. – И, повернувшись к гостям, Чиун дал Римо понять, что разговор окончен. – За свою жизнь Римо успел узнать только белых женщин, – извинялся перед гостями Чиун. – А это – настоящие дьяволицы. Они замутили его разум. Но я уверен, что очень скоро он осознает, какое сокровище наша бесценная Пу, и нужным образом на это откликнется.

– Он должен выполнить все это именно сегодня, – надулась Пу.

– В контракте ничего об этом не сказано.

– Это подразумевается! – упорствовала Пу.

– Теперь ты сама видишь, моя милая, – обратился Чиун к невесте, – в каком обществе я вынужден был провести два десятка лет!

Среди гостей возникло некоторое волнение, чему в немалой степени способствовали тяжелые удары по полу, сопровождавшиеся треском. Пу имела привычку топать ногами от ярости.

– Но – нет-нет, я не жалуюсь, – быстро добавил Чиун.

– Конечно, не жалуется, – поддержал его пекарь, отец невесты. – Мастер Синанджу не имеет права жаловаться.

Все собравшиеся горячо с ним согласились.

– Многие скажут, что у меня есть все причины для этого, и будут правы. Но я предпочел воздержаться. Разве достигнешь чего-нибудь жалобами? – развивал свою мысль Чиун.

Все снова дружно поддержали его. Все, кроме Римо.

– Жалобы – это вся твоя жизнь, папочка. День, прошедший без них, ты считаешь пропащим, – проворчал он.

И все снова согласились с тем, что Римо неблагодарный. В особенности оценила эту мысль Пу.

– Верите вы или нет – ныть он умеет здорово, – защищался Римо. – Придет день, и я останусь единственным Мастером в Синанджу, вот тогда, даю слово, вы все меня узнаете. Я помню все!

Чиун, продолжатель дела Дома Синанджу, даже задохнулся от этих слов. Какая неблагодарность! Но что удивительно: как сумел этот паршивец уразуметь, что единственный путь к сердцам его смиренных односельчан – это хорошо сформулированная угроза? Шум в комнате смолк. Пу принялась было всхлипывать, но Римо, распахнув дверь, решительно шагнул во двор, блестевший под луной свежей грязью, и вскоре его высокая фигура уже поднималась по склону холма.

Внутри сокровищницы Синанджу было пусто. Римо помнил те времена, когда все пространство между деревянными стенами было занято сундуками, нитками жемчуга, прекрасными статуями, россыпями золотых монет, отчеканенных при забытых дворах давно умерших правителей. Он, помнится, еще удивился, когда впервые увидел их – многие монеты выглядели совсем новыми. А какими прекрасными были статуи из слоновой кости! В этих сокровищах была сама история – нетронутая, живая. Дом Синанджу потерял не просто монеты и слитки золота, а память о том, сколь древен славный род ассасинов.

Конечно, если бы Римо мог, то обязательно вернул бы сокровища, но это было не в его силах. А потому оставалось лишь служить верой и правдой Дому Синанджу, частью которого был он сам. Этого требовала память великих Мастеров Синанджу. Она и была подлинным сокровищем. То, что знал теперь он, его чувства, его разум, его тело.

Чиун сдержал слово – свитки в ожидании Римо лежали на деревянном полу. Римо был уверен, что найдет упоминание о мистере Эрисоне в тех частях, где рассказывалось об услугах ассасинов Синанджу владыкам викингов, – фамилия была явно шведской или норвежской.