Уоррен Мерфи - Крайний срок

– Хорошие картины, – сказал Римо. – Особенно если тебе по душе люди с тремя носами.

– У нас в деревне тоже был художник, – сообщил Чиун. – Вот кто умел рисовать! Волна у него получалась, как настоящая волна, дерево – как дерево. Вот что такое искусство! Но он превзошел себя после того, как я убедил его не терять времени на волны и деревца и заняться делом.

– Сколько твоих портретов он написал? – спросил Римо.

– Девяносто семь, – ответил Чиун. – Но их никто не считал. Хочешь один?

– Нет.

– Возможно, мистеру Липпинкотту захочется их приобрести. Сколько он заплатил вот за эту мазню? – спросил он у охранника.

– Эта картина Пикассо обошлась в четыреста пятьдесят тысяч долларов, – сказал охранник.

– Не понимаю вашего юмора.

– Такой была цена.

– Это правда, Римо?

– Скорее всего.

– За портрет человека с пирамидой вместо головы?

Римо пожал плечами.

– Сколько же мне запросить за мои картины у мистера Липпинкотта, а, Римо? – спросил Чиун и шепотом добавил: – По правде говоря, у меня для всех их не хватает места.

– Долларов сто за все, – предложил Римо.

– С ума сошел! – возмутился Чиун.

– В общем-то ты прав, но ведь ты сам знаешь, как богачи швыряются деньгами, – сказал Римо.

Элмер Липпинкотт как раз провожал доктора Елену Гладстоун к двери кабинета, когда ему позвонил охранник.

– Это двое от правительства по поводу мер безопасности. Я ими займусь. – Он наклонился к уху Елены. – Не забывайте про осторожность.

– Понимаю, – ответила она.

– Вот и хорошо. – Он распахнул дверь.

Елена Гладстоун вышла и встретилась взглядом с Римо. Его глаза были темны, как полуночные пещеры, и у нее перехватило дыхание. Проходя мимо, она задела его, обдав запахом своих духов. Не поворачиваясь, она зашагала прочь.

– Входите, – пригласил Липпинкотт посетителей.

Римо смотрел вслед Елене Гладстоун. Прежде чем скрыться, она бросила на него взгляд, заметила, что он смотрит на нее, смутилась, поспешно отвернулась и пропала за дверью.

Римо вошел в кабинет следом за Чиуном. Запах гиацинта – так пахли духи Елены Гладстоун – остался в его ноздрях.

– Красивая женщина, – сказал он Липпинкотту.

– А пахнет пивоварней, – буркнул Чиун.

– Мой личный врач, – похвастался Липпинкотт, кивком отпустил охранника и закрыл дверь.

– Вам было плохо? – спросил Римо.

– Нет, – ответил Липпинкотт. – Обычный осмотр. Присаживайтесь. Чем обязан?

– Продается девяносто семь картин, – сказал Чиун. – Все они представляют собой портреты одного и того же лица – добрейшего, мягчайшего, благороднейшего...

– Чиун! – одернул его Римо. Он успел развалиться на синем замшевом диване, пропитавшемся запахом духов.

Чиун задержался у окна, глядя на Липпинкотта, грациозно опустившегося в кресло у стола.

– Вам известно, кто мы такие? – спросил Римо.

– Мне известно, что вас направили сюда высокопоставленные люди, чтобы позаботиться о нашей безопасности. Вот и все мои сведения. Меня просили оказать вам содействие, хотя мы столько лет вполне успешно защищаемся сами.

– А как насчет вашего сына, проявившего пристрастие к выпрыгиванию с шестого этажа? Он тоже успешно защищался?

– Лэм был болен. Он не выдержал напряжения.

– Кое-кто в Вашингтоне полагает, что ему оказали в этом помощь.

– Совершенно неправдоподобно, – сказал Липпинкотт.

– Довольно о мелочах, – вмешался Чиун. – Вернемся к картинам.

– Прошу тебя, Чиун! – сказал Римо. – Не сейчас.

Чиун сложил руки на груди, спрятав их в широких рукавах своего синего кимоно, и безразлично воздел глаза к потолку.

– Кому теперь поручена японская сделка? – спросил Римо.

– Моему сыну Рендлу. Сделка вот-вот будет заключена.

– В таком случае за ним надо приглядывать, – сказал Римо. – Где он сейчас?

– Он живет в Нью-Йорке, – сказал Липпинкотт и назвал адрес. – Я передам ему, что вы его посетите.

– Будьте так любезны, – попросил Римо и встал. – Ты готов, папочка?

– Мне так и нельзя разговаривать о бесценных произведениях искусства, вот уже десять-одиннадцать лет хранящихся в моей семье? – спросил Чиун.

– Что это за произведения? – осведомился Липпинкотт.

– Портреты самого благородного, самого мягкого, самого...

– Они вас не заинтересуют, – сказал Римо Липпинкотту.

Он кивком пригласил Чиуна следовать за ним и направился к двери, но на полпути остановился и оглянулся на Липпинкотта.

– Ваш сын, Лэм... – проговорил он.