Уоррен Мерфи: Вторжение по сценарию

– В моем фильме нет четкой идеи. Это просто история о Рождестве, с настроением, эмоциональная и образная.

– А в ней есть сиськи?

– Сиськи? – оскорбленно переспросил Бронзини.

– Ну да, сиськи. Титьки. Словом, красивые девки. Понимаете, если в фильме то и дело происходят шуры-муры, может быть, нам как-нибудь удастся сгладить то, что зрителю придется сидеть и следить за этой вашей историей.

Надо как-то их отвлекать от нее, что ли. Мы полагаем, что одной из главных черт девяностых станет уход от реальности.

– Вы что, забыли, на чем я сделал себе имя? – взревел Бронзини. – Что это за варьете вы мне навязываете? Я вовсе не хочу, чтобы они отвлекались от сюжета, ведь именно за него они и платят. На этом же построено все киноискусство!

Голос Бартоломью Бронзини взвился ввысь, как цены во время инфляции.

В комнате внезапно воцарилась мертвая тишина. Кое-кто даже слегка отодвинулся от стола, чтобы успеть побыстрее отползти, если Бронзини, чего доброго, выхватит из-за пазухи Узи и откроет пальбу. Они знали, что Бронзини вполне способен на подобную бестактность, ведь все видели, как он расправлялся с целыми армиями в фильмах из сериала «Гранди». Это не могло быть игрой – ведь всем было отлично известно, что Бронзини плохой актер. Как же еще можно было объяснить тот факт, что фильмы с его участием расходились огромными тиражами, а он ни разу не получил Оскара за главную роль?

– Ладно, ладно, – проговорил Бронзини, успокаивающе подняв руки, и кое-кто нырнул под стол, думая, что он бросил гранату.

Когда взрыва так и не последовало, собравшиеся в комнате понемногу успокоились. Берни Корнфлейк извлек из внутреннего кармана бутылочку из-под лекарства от насморка и пару раз прыснул себе в нос. По завершении этой лечебной операции глаза его заблестели в несколько раз сильнее, и это не укрылось от Бронзини, знавшего, что бутылочка наполнена отнюдь не аптечным снадобьем.

– Я хочу снять этот фильм, – заявил Бронзини серьезным тоном.

– Конечно же, хочешь, Барт, – мягко проговорил Корнфлейк. – Все мы только этого и хотим. В этом-то и есть смысл жизни – снимать фильмы.

Бартоломью Бронзини мог объяснить этим киношникам, что смысл жизни заключается вовсе не в этом, но они все равно бы не поняли. Для всех присутствующих слова Берни были истинной правдой – ведь они занимались кинобизнесом, так же, как и Бартоломью Бронзини. Разница заключалась только в одном – у этих людей были энергия, амбиции, связи, необходимые, чтобы заниматься этим делом, но у них не было таланта. Им приходилось воровать идеи, или скупать авторские права на книги, а затем искажать их до неузнаваемости.

Бартоломью Бронзини, в отличие от них, знал, как надо снимать кино. Он писал сценарии, мог выступить в роли режиссера, сняться в главной роли. Он даже мог заняться работой продюсера – хоть это и требовало определенных навыков и даже таланта.

Никто из присутствовавших не умел делать ни одной из этих вещей, за исключением продюсерской части процесса, которая в их исполнении воспринималось, как неквалифицированный труд. И именно поэтому каждый в душе ненавидел Бронзини.

– У меня появилась идея! – вскричал вдруг Берни Корнфлейк. – Почему бы нам не заключить небольшую сделку? Барт поможет нам с телевизионным проектом, а мы во время летнего отпуска быстренько сляпаем его Пасхальный сюжетец.

– Рождественский. К тому же, я вовсе не хочу становиться каким-то чертовым телеактером.

– Барт, детка, солнышко, ну послушай меня. Если бы Милтон Берль сказал такое, он никогда бы не стал знаменитым дядюшкой Милти. На твоем месте я бы об этом подумал.

– Я не желаю становиться еще одним Берлем, – ответил Бронзини.

– Тогда вы можете стать новой Люсиль Болл! – выкрикнул кто-то с энтузиазмом, обычно приберегаемым для сенсационных научных открытий.

Бронзини устало взглянул на говорившего.

– Мне не нужно походить на кого-то другого, – отрезал он. – Я Бартоломью Бронзини, суперзвезда. Я снялся более чем в тридцати фильмах, и каждый из них принес миллионные прибыли.

– Кх-кхм, Барт, детка, ты, кажется, шутишь! А как же «Драгоценный камень»?

– Да, этот всего лишь окупил затраты. Тут ты прав. Зато сборы за «Ринго» превысили пятьдесят миллионов долларов, и это в те времена, когда на фильмы о боксе никто не ходил. А с «Ринго-2» дело обстояло даже лучше. Даже «Ринго-5» по прибылям побил девять из десяти фильмов, вышедших в то время.

– Это включая зарубежный рынок, – подчеркнул Берни Корнфлейк. – Что касается нашей страны, то ничего особенного этот фильм не добился.